Ученик чародея (Часть 1-6)   ::   Шпанов Николай Николаевич

Этого нельзя приписать лишь природному инстинкту влечения полов, потому что инстинкт в тех условиях мог бы проявиться и до плоскости примитивно. Это не было влиянием среды, потому что окружали их лица чужие, черствые, холодные, расчетливые и жестокие, порочные и беспринципные. Чувство Карлиса и Инги было закономерным проявлением жажды прекрасного, что живет с тех пор, как человек познал прелесть утренней зари и вечернего заката, красоту птичьих голосов в пробуждающемся лесу, ласковую песню рек, бодрящую силу рокота морского прибоя. Пополняемое из века в век усилиями искусства, прекрасное живет, умножается, растет и ширится, захватывая сознание людей. Жажда жизни заставила двуногое существо, питавшееся кореньями, несмотря на страх, искать битвы со зверем, пока оно не отведало мяса и не почувствовало себя сильнейшим на земле. Жажда тепла владела первобытным человеком, и он не успокоился, пока не высек пламени из кремня. Жажда красоты живет в нормальном человеке, увлекая его в мир прекрасного в чувствах и мыслях - во всех восприятиях ума и сердца.

Когда Инга узнала, что Силса отправят с заданием, она, несмотря на строгое запрещение видеться и говорить с ним, нашла его и сказала:

- Куда тебя посылают?

- Вот это чудесный вопрос! Учили тебя учили...

- Конечно, глупый вопрос, - согласилась Инга. - Но... мы же должны быть вместе?

- Должны! - ласково передразнил Силс.

- Так почему же они не могут послать меня с тобой? Разве я не могу стать твоей напарницей?

- Можешь, именно можешь, - ответил он, беря ее руки в свои. - Если бы это... - Он не договорил и потянул Ингу к себе. Но она оттолкнула его.

- Я пойду к ним, скажу им, что я...

- Молчи! - Силс в испуге зажал ей рот: - Если ты скажешь это им - нам уже никогда не видеться! Именно: никогда!

Инга прильнула к нему и зашептала торопливо, так, что он едва разбирал слова:

- Там тебя не должны поймать и уличить как преступника. Понимаешь? Ты должен ждать меня.

- Ждать тебя? - с удивлением прошептал он.

- Если они не пошлют меня, я убегу сама...

- Молчи!

- Убегу, - настойчиво повторила она. - И мы будем...

Он прижал ее к себе.

- Глупенькая... Именно глупенькая. Кто же выпустит тебя?

- Я сказала: убегу... Ты знаешь меня, Карлис. И ты должен ждать. Спрячься так, чтобы никто тебя не нашел. Только я буду знать, где ты. - Она шептала словно в забвении. Губы помимо воли произносили то, чего хотело сердце.

Силс обхватил ее шею.

- Именно, глупенькая, - ласково повторил он. - Я же буду там не один. - Он едва не произнес имени напарника, но вовремя остановился: никто, кроме двоих, засылаемых в Советский Союз, не должен был знать их имен.

- Кто?.. Скажи кто? - Ее губы касались его губ. - Кто?

И так же губы в губы он прошептал:

- Круминьш.

Она еще крепче прижалась к нему всем телом, и ее губы прильнули к его губам.

Весь дом уже спал, когда Инга неслышно прокралась в комнату, где жила вместе с Вилмой Клинт. Разделась и осторожно разбудила подругу:

- Подвинься

Вилма поняла: Инга хочет сказать что-то очень тайное. Так, лежа в одной постели и накрывши головы одной подушкой, они могли шептаться без страха, что их услышат шпионки матери Маргариты. Ни у кого из живущих в этом доме не было уверенности, что в стенах нет отверстий для подглядывания, что под мебелью или в вентиляционных решетках не стоят аппараты подслушивания. Мать Маргарита желала знать каждое слово, произносимое в доме, хотела знать все, что делают и что думают ее питомицы.

Но ни ушам шпионов, ни аппаратам подслушивания не удалось рассказать матери Маргарите, о чем шептались той ночью Инга и Вилма. Когда дежурная надзирательница, словно невзначай, заглянула к ним в комнату, обе пансионерки лежали в своих постелях и самое чуткое ухо не обнаружило бы ничего неестественного в ровном дыхании спящих.

Месяцы прошли с той ночи. Эти месяцы кажутся Инге годами.