Ураган   ::   Шпанов Николай Николаевич

- Это точно? - сухо спросил, наконец, комдив. - Не поедет, потому что... - Алексей Александрович запнулся. - Воистину неисповедимы пути господни, - иронически бросил Ивашин. - Парк не поедет! - А жаль, - с обычной своей уверенностью отрезал комдив. - Я бы пожелал ему успеха. Чтобы на этот раз слова "мир" и "разоружение" прозвучали не только пышным вступлением, а окончательным, на веки веков нерушимым выводом. - Не так же неспроста он вдруг решил не ехать? - сказал Ивашин. - Будто не понимаешь? Вагончик сошел с рельсов - его пустили под откос, ответил Черных. - Начисто? Алексей Александрович пожал плечами. - Так-таки и не знаешь? - недоверчиво спросил Ивашин. - Могу сказать одно: если бы раньше он был достаточно последователен и тверд, то кое-какую пользу он еще мог принести и у себя дома... А в общем пожал, что сеял, жаль только, что он не сможет выступить свидетелем по делу Хойхлера. Но, надо думать, суд обойдется и без него. Достаточно страшно для провокаторов войны будет и то, что мир услышит из уст самого Хойхлера. - А с чего он станет говорить правду? - спросил Андрей. Алексей Александрович искоса посмотрел на него. - Странно слышать это от тебя, Андрейка. Уж ты-то меня знаешь: если я говорю... - Давай, давай! - перебил его Ивашин. - Выкладывай! - Предварительное следствие закончено. Теперь Хойхлеру и его банде остается повторить все публично, в судебном заседании, если... - Если они не хотят болтаться на виселице! - неожиданно резко прозвучал голос Андрея. - Нет, - Алексей Александрович нахмурился, - я хотел сказать совсем не то: если немцы уберегут их до суда и бывшим старшим партнерам преступников не удастся убрать эти фигуры со сцены, прежде чем те успели заговорить. Но, надеюсь, этого не случится... Теперь-то немцы учены. - Наша школа? - усмехнулся Андрей. И, снова так же неодобрительно покосившись на него, генерал спокойно ответил: - Они и сами с усами. - Еще бы! - иронически заметил Андрей. - Мы видели. А все-таки как насчет петли? - Не пойму я нынче этой твоей черты, - недовольно проговорил генерал, петля или что другое - это уже дело суда. - Суда и германского народа, - авторитетно завершил комдив. Он хотел еще что-то добавить, но звонок, донесшийся из прихожей, помешал ему. - Это Вадик! - входя в комнату, воскликнула Анна Андреевна. - Верочка, иди встречай! А вы, товарищи, к столу, скорей к столу! Пироги стынут. Вера вбежала в прихожую и распахнула входную дверь: перед нею стояла незнакомая женщина. - Вы... к нам? - Взгляд Веры сразу охватил весь облик незнакомки, отметил детали костюма. Вот высокие коричневые сапоги. Впрочем, нет, это вовсе не сапоги, а боты. Но какие высокие - совсем как сапоги! И как блестят! Юбка узкая-узкая. Синяя. И синий жакетик - как тесно облегает фигуру! Словно мундир. И пуговицы как на мундире - золотые. Даже что-то вроде контрпогончиков на плечах. А на голове пилотка. Ах нет, это же барашковая шапочка. А совсем как пилотка. И сдвинута на ухо. Из-под шапочки, как язык ослепительного пламени, - вихрь золотых волос. После этого осмотра что-то вроде неприязни примешалось к удивлению. Вера повторила вопрос: - Вы к нам? Вошедшая показала большой конверт. - Для господина Черных. - Для генерала? - О, уже генерал! Да, для господина Андре Черных, - и, в свою очередь, обвела Веру внимательным взглядом больших голубых глаз. Ни в тот момент, ни когда-либо позже Вера не могла отдать себе отчета: что помешало ей распахнуть дверь в комнаты, пригласить гостью войти. Вместо того Вера протянула руку к конверту и сухо сказала: - Я передам Андрею Алексеевичу. Несколько мгновений гостья стояла в нерешительности. Взгляды женщин встретились. - Прошу вас, - сказала гостья и движением, в котором Вере почудилось разочарование, отдала конверт.