Рука Москвы   ::   Левашов Виктор Владимирович

По терминологии русских националистов — фашисты. Получим мы нужный эффект?

КЕЙТ. Думаю, да. Особенно если русские экстремисты решатся на провокации.

ЯНСЕН. Обязательно решатся. В этом мы им поможем.

ВАЙНО. Есть и ещё один очень важный момент. Чрезвычайно важный. Представьте на секунду, генерал, что владельцем земли, на которой стоят жилые кварталы с русскими, окажется штандартенфюрер СС Альфонс Ребане. Верней — его законный наследник. Его внук Томас Ребане.

КЕЙТ. Есть сведения о том, что Альфонс Ребане был крупным землевладельцем?

ВАЙНО. Есть.

КЕЙТ. И есть документы, которые это подтверждают?

ЯНСЕН. Они всплывут. Мы получим их в самое ближайшее время.

ВАЙНО. Как вам нравится, генерал, такой поворот сюжета?

КЕЙТ. Это бомба. Это настоящая политическая бомба огромной разрушительной силы…»



— Теперь вы поняли, что это такое? — спросил Нифонтов, глядя на монитор из-за спины куратора.

— Заговор. Эти документы на право собственности — они всплыли?

— Да.

— Каким образом?

— Они оказались у одного старого гэбиста. Как они попали к нему, неизвестно. Возможно, нашёл после войны, когда разбирали архивы, и сохранил. Он предложил Томасу Ребане купить их. За пятьдесят тысяч долларов. Тот купил.

— Что они собой представляют?

— Семьдесят шесть купчих. Вся собственность приобретена незадолго до установления в Эстонии советской власти. Все зажиточные люди поспешно уезжали, распродавали недвижимость по бросовым ценам. Ребане скупал. Сейчас его наследство оценивается в сумму от тридцати до пятидесяти миллионов долларов. Возможно — больше. Это зависит от конъюнктуры. На его земле действительно построены целые микрорайоны с преобладанием русскоязычного населения. Не только в Таллине, но и в других городах.

— А ведь это, генерал, и в самом деле бомба, — оценил куратор.

— И очень мощная.

— Кто такой этот Томас Ребане?

— Студент-недоучка. Тридцать три года. Метр восемьдесят, худой, блондин. Кличка Фитиль. В прошлом — мелкий фарцовщик и ломщик чеков. В советские времена отсидел шесть месяцев за мошенничество. В ноябре девяностого года попался в Ленинграде за те же дела — обувал финнов. Получил бы года три, но тут Эстония вышла из состава СССР, дело закрыли, а его выслали на родину.

— В статье обозревателя «Рейтер» сказано, что он художник, — вспомнил Олег Иванович.

Нифонтов усмехнулся.

— Художник-абстракционист. Почувствуйте разницу. Для него это всего лишь способ кадрить богатых иностранных туристок. Что ещё? Пьяница, бабник. Но по отзывам — малый вполне безобидный. И даже не лишённый обаяния. Скромное обаяние раздолбая.

— Вы сказали, что он купил купчие за пятьдесят тысяч долларов. Откуда у раздолбая такие деньги?

— По некоторым предположениям, это деньги национал-патриотов. Они были заинтересованы, чтобы купчие эсэсовца оказались у Томаса Ребане.

— По предположениям — чьим?

— Людей, которые введены в его окружение.

— Это ваши люди?

— Наши. Но лишь до тех пор, пока считают наши действия правильными.

— Вот как? Как они определяют, что правильно, а что неправильно?

— Я сам иногда задаю себе этот вопрос. Но они определяют.

— Мне непонятна, генерал, уклончивость ваших ответов, — со сдержанным неудовольствием проговорил куратор. — Это ваши сотрудники?

— Нет.

— Агенты?

— Это отдельная тема. Я имел намерение обсудить её с вами. Ваш вызов опередил меня.

И вновь в тоне посетителя прозвучала некая напряжённость, причины которой Олег Иванович не понимал, и это вызывало его раздражение. Но за много лет на ответственных постах он научился не только скрывать свои чувства, но и управлять ими. И потому вернул разговор в прежнее русло:

— Достойный у этого эсэсовца внук, ничего не скажешь.