Христианин в языческом мире, или О наплевательском отношении к порче   ::   Кураев Андрей

Те малые упоминания о «порче», которые были в церковной традиции, все же не дают основания говорить об этом феномене с такой частотой, убежденностью и экзальтацией, как это имеет место в книгах типа «Богом данная». Если во всем корпусе святоотеческих, находим лишь два, причем позднейших, кратких упоминания о «порче» (да и то в частных письмах отцов, а не в публичных проповедях) — почему же сегодня целые книги посвящаются этой теме? В наследии святых отцов, за два тысячелетия составивших огромную библиотеку, лишь одна страничка посвящена этой теме. Святоотеческие тексты, призывающие не бояться колдунов и не придавать значения языческим игрищам, являются более древними, более авторитетными; наконец, они просто многочисленнее. Так почему же сегодня проповедь о «порче» разрастается подобно флюсу?

Проповедники «порчи» не осознают, что они провоцируют семейные и человеческие раздоры, внутриприходские конфликты («всю-то благодать колдуны из нашего храма унесли!»). Они способствуют росту авторитета магии. Поверивший этим книжкам человек, прежде религиозно равнодушный, скажет: «Раз уж христиане магию признают и ее боятся, — значит, и в самом деле там что-то есть». Не учитывают они и еще одного следствия своей проповеди. Ведь среди читателей этих брошюрок немало женщин с весьма неустойчивой психикой — и если они всерьез поверят в наведенную «порчу», то их психическое здоровье окажется разрушенным. Как об этом писал акад. В. М. Бехтерев: «При существовании религиозного внушения о возможности „порчи“, достаточно для предрасположенной личности уже самого незначительного повода, чтобы развилась болезнь. Если такая личность случайно взяла из рук подозреваемого в колдовстве лица какую-либо вещь или поела его хлеба, выпила воды или квасу из его рук или даже просто встретилась с ним по дороге, — всего этого уже достаточно, чтобы болезнь развилась в полной степени» [240] .

…Не сомневаюсь, что и теперь найдутся желающие объявить жизнь под страхом колдовства, «сглаза» и «порчи», веру в оборотней и кентавров неотъемлемой частью Православия. Меру позора наша Церковь, очевидно, еще не испила полностью. Найдутся ведь еще люди, которые «ради блага церковного» провозгласят как обязательную норму православия веру в «порчу», в кентавров, в драконов и в бесов, насилующих бедных женщин прямо в трамваях [241] . Впрочем, о кентаврах, упоминаемый в греческом переводе книги пророка Исайи (13,21), я смогу ответить словами св. Василия Великого: «Кажется, что сим означается некоторый род бесов огрубелых и по наружности омраченных, которых дело быть непостоянными и никогда не останавливаться ни ногами, ни мыслью» [242] .

И к сожалению, я даже не сомневаюсь в том, что немалое число апологетов порченых апокрифов будут отстаивать могущество колдовства ради того, чтобы доставить себе удовольствие призвать к погромам и кострам. Ведь если силы церковных Таинств недостаточно, чтобы защититься от «порчи», значит надо устранять сам источник «порчи». Тюремная стена не помешает колдуну послать губительный дух к другому человеку. Расстояние, устанавливаемое между колдуном и его потенциальными жертвами с помощью ссылки, тоже не ослабит его сверхестественной мощи. Поэтому вполне логично устранять зло радикально: уничтожая носителя зла. Путь к инквизиции вполне последователен. Если признать могущество ведьмы превышающим могущество Христа — то логично обратиться за помощью к третьей силе: к государственной власти и, используя ее могущество, попросить сжечь ведьму.

И эта логика была знакома не только католической и протестантской Европе. Были свои костры и в православной России [243] .

Мне же кажется, что христианину больше, чем колдунов и «порчи» надо опасаться инквизиции, ибо язычество все же не позорит нас и не отлучает от нас Христа.