Завещание   ::   Марков Георгий Мокеевич

Тугой воротник гимнастерки с расстегнутой верхней пуговицей, чуть свисшие с плеч полевые погоны с малозаметными двумя просветами и двумя большими звездами возле кромок.

Он был снят на фоне самоходок, орудийных стволов, похожих не то на хоботы слонов, вскинутых великанами в ярости, не то на стволы деревьев, вывернутых с корнями и переломанных неистовой силой урагана.

"На редкость удачно схвачен. Похож очень. Вот таким он и был. И орудия тут же. Вероятно, взято с общего снимка", - подумал Нестеров, и взгляд его переместился ниже.

А ниже всего лишь на две четверти висел в такой же рамке еще один портрет - портрет мальчика. Круглое лицо, волосы, челкой спускавшиеся к бровям, озорные оттопыренные уши, глаза, переполненные весельем, и тонкие губы, сомкнутые, чтоб не дать звонкому смеху вылететь и рассыпаться серебряными горстями.

"Да ведь это Тимошка... любимец отца, его кумир и надежда... Знаком мне и он... - вспомнив рассказы Степана о своей семье, подумал Нестеров, прикидывая, сколько же теперь исполнилось мальчику лет. - ...Десять... нет, больше - двенадцать. Много мне с ним будет забот... Хотя, что много? В четырнадцать лет формируются в основном все решающие черты характера".

Рассматривая портреты, кидая взгляд своих пристальных глаз то на сына, то на отца, Нестеров думал о Лиде: "А вот она, по его рассказам, представлялась мне другой: чуть проще, доверчивее, да и, пожалуй, веселее... Как будто стержень в ней... настороженность в глазах, холодок в голосе... Но понять ее можно. Я чужой человек для нее... Это я знаю о ней все, а она обо мне, возможно, ничего не знает или знает совсем немногое".

Лидия Петровна возвратилась минут через пять, несколько сконфуженная таким длительным отсутствием.

- Извините великодушно, Михаил Иваныч. Маму наконец нашла, и самовар в ее верных руках. - Она чуть улыбнулась, подобрав полные, сочные губы.

Лидия Петровна села напротив Нестерова и впервые посмотрела на него спокойно, просто и без того возбуждения, которое бросило ее на немедленные поиски мамы. И он не отвел своих глаз от ее взгляда, выдержал и даже улыбнулся, чуть двинув бровями. "Теперь она ближе к моим представлениям о ней... Походит... на ту самую Лиду, которую любил Степан", - отметил про себя Нестеров.

- Ну, что же, Лидия Петровна, вот и пришел я. Обычно в таких случаях говорят: гора с горой не сходится, а человек с человеком... - Нестеров мучительно искал слова, а они, как нарочно, исчезали из памяти. Во рту было сухо, язык ворочался с трудом, как опухший.

- Я все получила, Михаил Иванович. Обе посылки дошли: и первая с его вещами, и вторая с его подарками... Спасибо вам. - Голос ее дрогнул, и Нестеров почему-то выпрямился, готовясь к тому, что она сейчас заплачет, плечи ее задрожат от рыданий. Она кинет руки на стол. Но, вероятно; великий утешитель людских несчастий - время уже сделало свое дело: пригасило боль. Лидия Петровна энергично встряхнула головой, кольца ее пышных русых волос подпрыгнули и рассыпались по спине и плечам, и он понял: нет, она не заплачет. Все самое горькое перегорело в ней в жарком огне душевных страданий.

- Я так благодарна вам, Михаил Иванович, за дружбу с ним, - тихо сказала Лидия Петровна и опустила свою голову, скрывая слезинки, навернувшиеся в уголки глаз. - Так благодарна... - повторила она шепотом.

- Нам много предстоит, Лидия Петровна, прожить вместе, и потому я хочу просить вас: не величайте меня, не зовите меня на "вы"... Это как-то отдаляет меня от вас, а я знаю вас, вашу жизнь в течение четырех лет. Мне сейчас кажется - я не сегодня встретил вас, а знаю давно, давно, с тех пор, когда вы бежали до самой реки, вслед за поездом, увозившим Степана, размахивали платком, сдернутым с головы, и кричали: "Степа, жду тебя! Жду хоть сто лет!"

Должно быть, и она помнила об этих минутах.