Женщина и власть в Месоамерике. Донья Марина   ::   Кинжалов Ростислав Васильевич

Перед Малиналли оказался невысокий, стройный, чернобородый человек в шляпе с пером и золотой цепью на груди. Он показал рукой на девушку и что-то кратко произнес. Только через долгое время она поняла значение этой испанской фразы: «Ко мне в палатку». Тогда она решила, что предводитель (а она сразу почувствовала – это вождь, владыка!) собирается принести ее в жертву своим странным богам. Это был Эрнандо Кортес.

Все случилось иначе. Худой, в мешковатом одеянии, с изможденным лихорадкой лицом с круглой лысинкой на голове человек покропил ее водой, долго что-то бормотал, а под конец протянул ей большой блестящий крест и знаками показал: приложись к нему. Стоявший рядом похожий на индейца испанец объяснил ей на ломаном языке майя, что к этому кресту надо приложиться губами, это их главный бог. А когда девушка послушалась, этот же человек сказал, что теперь и навсегда ее имя будет Марина, а ее крестный отец – он, Херонимо Агилар, проживший несколько лет в плену у ее соотечественников… Ее хозяином будет их предводитель дон Эрнандо Кортес, это его палатка. Ему надо во всем повиноваться.

По-братски облобызав новую сестру во Христе, Агилар и белый жрец ушли, Марина, оглядевшись, села в углу. Ее живой и острый ум сразу же схватил основное: раз над ней произвели обряд крещения (совсем как у них, индейцев, над младенцами), значит, включили в свой круг. Это хорошо, не принесут в жертву и не съедят! Очень хорошо, что она попала в служанки к самому предводителю, надо ему понравиться, очевидно, ее судьба быть наложницей если не у правителя майя, то у этого чернобородого… Неприятна только их привычка крепко прижимать свои слюнявые губы и колючие бороды к ее рту. Зачем они это делают? [12]



4



Прошло несколько недель. Марина полностью освоилась с жизнью бродячего войска чужеземцев. Она стала необходима Кортесу не только как служанка и любовница, но и как прекрасный переводчик. Агилар с грехом пополам переводил на испанский с майя, но, когда прибыли первые послы Мотекусомы, говорившие на науатль, он оказался совершенно беспомощен. Вот здесь-то и проявился один из талантов Малиналли-Марины – умение быстро овладевать любым языком. Она уже прилично понимала испанский, но говорить на нем еще не решалась. Переговоры же с посланцами владыки Теночтитлана происходили так. За креслом, в котором сидел Кортес, стояли Агилар и Марина. Выслушав длинные и цветастые речи ацтекских послов, Малиналли быстро и кратко передавала их на майя Агилару. Испанский солдат, в свою очередь, переводил фразу Кортесу. Марина видела, что ее повелителю не нравится такая долгая процедура, но пока она ничего не могла сделать. Иногда ей удавалось вставить в свою майяскую речь испанское слово; это радовало Агилара и забавляло Кортеса, он с улыбкой всякий раз поглядывал на нее.

А по ночам Марина служила военачальнику иначе: своим юным гибким смуглым телом. Оба были охвачены молодой страстью. Теперь поцелуи Кортеса волновали и зажигали ее, она чувствовала тонкость этих новых чужеземных ласк. А когда он касался губами сосков ее начинавшей расцветать груди, Марина задыхалась от непонятных ей чувств: то ли от стыда, то ли от блаженства будущего материнства.

Заглядывавшийся первоначально на нее красивый рыцарь – Алонсо Эрнандес Пуэртокарреро, поняв произошедшее, перестал докучать девушке. Может быть, не желая ссориться с предводителем из-за какой-то пленницы, когда они, испанцы, со всех сторон окружены врагами.

Теперь Марина все время ходила в белоснежных одеждах; две индианки стирали белье ее и Кортеса. Каким-то образом эти девушки узнали, что у Кортеса есть жена, оставшаяся на Кубе. Новость эта ее ничуть не взволновала; она объявила им, улыбаясь, что у такого великого военачальника, как ее возлюбленный, и должно быть много жен и наложниц.