Жрецы (Человек и боги - 2)   ::   Костылев Валентин

Он вспомнил и о своем учении в Нижнем, в питиримовской духовной греко-латинской школе, где был лучшим учеником... Двадцать три года назад... Жуткое время! Тогда он был молод. Заковывали его и в цепи, как государственного преступника, но кузнец Филька Рыхлый его выручил, дал ему ключ открыть кандалы... А потом тот же Филька передался на сторону Питирима, стал предателем, разбогател и снова ковал его, Софрона, в кандалы, от которых его освободили в Муроме его же, Софроновы, ватажники, переодетые в гвардейские мундиры.

Выслушав эту повесть, Несмеянка сказал:

- Не Филька он теперь, а Филипп Рыхловский! Живет в своей даренной царем Петром вотчине на Суре...

- Жив?

- Жив.

- А жена его Степанида?

- И она жива.

Цыган Сыч при этих словах Несмеянки с блаженным выражением на лице почесал под бородой, отдуваясь.

После затянувшейся за полночь беседы стали собираться спать. Один Софрон не мог заснуть. Он поднялся с земли и пошел в степь. Ему было о чем подумать. Ватага состояла из двухсот с лишним человек. Начальники форпостов, расположенных вдоль Волги, в смятении доносили о разбойниках астраханскому губернатору. Они писали, что "вольница в воровской шайке сего кутейника не уменьшается, а постоянно прибывает". На днях одного казака, губернаторского гонца, захватили ватажники в плен и привели к Софрону. Губернатор писал атаману Качалинской станицы на Дону, в окрестностях которой по оврагам и куреням хоронилось войско Софрона, "об искоренении воровских шаек и о учинении разъездов".

Торговые люди, для которых Качалинская пристань - "золотое дно", подняли вой на весь Дон и Поволжье: разбойники-де мешают волочить с Волги товары на Качалинскую пристань, данью громадной обволакивают купцов, а не то грабят, сманивают-де бурлаков в свои шайки... И эти шесть десятков верст между Волгой и Доном пустуют и для торговли остаются неприступными... Теперь не раз поминали "покойного батюшку Петра Первого", задумавшего прорыть канал между Волгой и Доном.

Купцы, отказав ватаге Софрона в дальнейшей выплате дани, не жалея денег, пустились на подкуп бурлаков и голытьбы, и немало развелось среди бурлаков предательства. Стали доносить на разбойников. Атаман Качалинской станицы Сазонов, станичный писарь Попов и некоторые из казаков и казачек раньше вино пили вместе с ватажниками, получали от них подарки и даже сами водили людей на грабления, а теперь сторонятся, глядят косо, и трудно понять, что у них на уме. Ясно: готовятся к встрече московских полковников. Вот почему и осмелели купцы. По этой же причине приходится теперь и ночевать в степи. Каждый день того и жди - губернаторские сыщики с войском нагрянут.

Может ли ватага с ними бороться?

Сила начальства велика. Кто бодрствует, тот и царствует. Все в руках бояр. Губернатор знает что делает. И не зря он приказ дал своим воеводам: "Не гонись за простым вором, а лови атамана!" Понятно, что будет делать эта разноязычная толпа без него? Чует беду и их сердце. Ватажники кланяются в ноги ему, своему атаману, называя "батюшкой", моля слезно увести их отсюда на новые места: не о крови страдают они, а о покое, о вольной и сытной жизни.

Раздумывать уж тут нечего. Купцов теперь не сломишь. Другой дороги не предвидится. Нанявшись под видом бурлаков и работных людей на строгановские расшивы, можно с спокойным сердцем плыть вверх по Волге, никто не тронет.

При мысли о том, что он, покинувший столько лет назад Нижний, снова увидит его, снова будет жить в окрестных горах и лесах его, услышит благовест памятного ему Макарьевского монастыря, слезы выступили на глазах у атамана. Ведь там прошла его тяжкая молодость, там была разбита и навеки схоронена его первая любовь.