Бахчисарайский фонтан   ::   Пушкин Александр Сергеевич

Еще поныне дышит нега

В пустых покоях и садах;

Играют воды, рдеют розы,

И вьются виноградны лозы,

И злато блещет на стенах.

Я видел ветхие решетки,

За коими, в своей весне,

Янтарны разбирая четки,

Вздыхали жены в тишине.

Я видел ханское кладбище,

Владык последнее жилище.

Сии надгробные столбы,

Венчанны мраморной чалмою,

Казалось мне, завет судьбы

Гласили внятною молвою.

Где скрылись ханы? Где гарем?

Кругом всё тихо, всё уныло,

Всё изменилось… но не тем

В то время сердце полно было:

Дыханье роз, фонтанов шум

Влекли к невольному забвенью,

Невольно предавался ум

Неизъяснимому волненью,

И по дворцу летучей тенью

Мелькала дева предо мной!..

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Чью тень, о други, видел я?

Скажите мне: чей образ нежный

Тогда преследовал меня,

Неотразимый, неизбежный?

Марии ль чистая душа

Являлась мне, или Зарема

Носилась, ревностью дыша,

Средь опустелого гарема?

Я помню столь же милый взгляд

И красоту еще земную,

Все думы сердца к ней летят,

Об ней в изгнании тоскую…

Безумец! полно! перестань,

Не оживляй тоски напрасной,

Мятежным снам любви несчастной

Заплачена тобою дань —

Опомнись; долго ль, узник томный,

Тебе оковы лобызать

И в свете лирою нескромной

Свое безумство разглашать?

Поклонник муз, поклонник мира,

Забыв и славу и любовь,

О, скоро вас увижу вновь,

Брега веселые Салгира!

Приду на склон приморских гор,

Воспоминаний тайных полный, —

И вновь таврические волны

Обрадуют мой жадный взор.

Волшебный край! очей отрада!

Все живо там: холмы, леса,

Янтарь и яхонт винограда,

Долин приютная краса,

И струй, и тополей прохлада…

Всё чувство путника манит,

Когда, в час утра безмятежный,

В горах, дорогою прибрежной,

Привычный конь его бежит,

И зеленеющая влага

Пред ним и блещет, и шумит

Вокруг утесов Аю-дага…



Примечания

Пушкин работал над этой поэмой в 1821, 1822 и 1823 гг. Напечатана поэма была в 1824 г. По своему характеру она прямо противоположна одновременно писавшимся «Братьям-разбойникам». Поэма более всего приближается к канону романтической поэмы отрывочностью формы, иногда намеренной несвязностью хода рассказа, некоторой нарочитой неясностью содержания (например, судьба Заремы и Марии), лиризмом, проникающим всю поэму, и особенной музыкальностью стиха. В этом отношении «Бахчисарайский фонтан» представляет собой удивительное явление: музыкальный подбор звуков, мелодическое течение речи, необыкновенная гармония в развертывании, чередовании поэтических образов и картин — выделяют эту поэму среди всех поэм Пушкина (например, стихи: «Беспечно ожидая хана…» и след., или описание крымской ночи: «Настала ночь; покрылись тенью // Тавриды сладостной поля…» и далее, или последние двадцать стихов поэмы).

Образ романтического хана Гирея дан в поэме чересчур сжато и не очень удался Пушкину. Зато Зарема, по сравнению с черкешенкой, есть шаг вперед в создании живого характера с яркими индивидуальными чертами. Ее монолог в спальне Марии необыкновенно разнообразен по чувствам, тону и содержанию: здесь и мольбы, и угрозы, и поэтический рассказ о раннем детстве, и выражение ревности, и воспоминание любви и счастья…

Большой лирический эпилог, говорящий о страданиях неразделенной любви самого поэта, Пушкин сократил для печати, «выпустив любовный бред», по его выражению, так как, видимо, опасался догадок и сплетен о его личной жизни и чувствах. [3]

Отзывы Пушкина о его поэме почти все отрицательны:

«Бахчисарайский фонтан, между нами, дрянь, но эпиграф его прелесть», — писал Пушкин Вяземскому 14 октября 1823 г.