Боярин Орша   ::   Лермонтов Михаил Юрьевич

Когда ж безумца увели

И шум шагов умолк вдали,

И с ним остался лишь Сокол,

Боярин к двери подошел;

В последний раз в нее взглянул,

Не вздрогнул, даже не вздохнул,

И трижды ключ перевернул

В ее заржавленном замке...

Но... ключ дрожал; в его руке!

Потом он отворил окно:

ВсJ было на небе темно,

А под окном меж диких скал

Днепр беспокойный бушевал.

И в волны ключ от двери той

Он бросил сильною рукой,

И тихо ключ тот роковой

Был принят хладною рекой.

Тогда, решив свою судьбу,

Боярин верному рабу

На волны молча указал.

И тот поклоном отвечал...

И через час уж в. доме том

ВсJ спало снова крепким сном,

И только, не спал в нем один

Его угрюмый властелин.

ГЛАВА II

The rest thou dost already know,

And all my sins, and half my woe,

But talk no more of penitence:

Byron.2

Народ кипит в монастыре;

У врат святых и на дворе

Рабы боярские стоят.

Их копья медные горят,

Их шапки длинные кругом

Опушены густым бобром;

За кушаком блестят у них

Ножны кинжалов дорогих.

Меж них стремянный молодой,

За гриву правою рукой

Держа боярского коня,

Стоит; по временам, звеня,

Стремена бьются о бока;

Истерт ногами седока

В пыли малиновый чепрак;

Весь в мыле серый аргамак,

Мотает гривою густой,

Бьет землю жилистой ногой,

Грызет с досады удила,

И пена легкая, бела,

Чиста, как первый снег в полях,

С железа падает на прах.

Но вот обедня отошла,

Гудят, ревут колокола;

Вот слышно пенье - из дверей

Мелькает длинный ряд свечей;

Вослед игумену-отцу

Монахи сходят по крыльцу

И прямо в трапезу идут:

Там грозный суд, последний суд

Произнесет отец святой

Над бедной грешной головой!

Безмолвна трапеза была.

К стене налево два стола

И пышных кресел полукруг,

Изделье иноческих рук,

Блистали тканью парчовой;

В большие окна свет дневной,

Врываясь белой полосой,

Дробяся в искры по стеклу,

Играл на каменном полу.

Резьбою мелкою стена

Была искусно убрана,

И на двери в кружках златых

Блистали образа святых.

Тяжелый, низкий потолок

Расписывал как знал, как мог

Усердный инок.. жалкий труд!

Отнявший множество минут

У бога, дум святых и дел:

Искусства горестный удел!..

На мягких креслах пред столом

Сидел в бездействии немом

Боярин Орша. Иногда

Усы седые, борода,

С игривым встретившись лучом,

Вдруг отливали серебром,

И часто кудри старика

От дуновенья ветерка

Приподымалися слегка.

Движеньем пасмурных очей

Нередко он искал дверей,

И в нетерпении порой

Он по столу стучал рукой.

В конце противном залы той

Один, в цепях, к нему спиной,

Покрыт одеждою раба,

Стоял Арсений у столба.

Но в молодом лице его

Вы не нашли б ни одного

Из чувств, которых смутный рой

Кружится, вьется над душой

В час расставания с землей.

Хотел ли он перед врагом

Предстать с бесчувственным челом,

С холодной важностью лица

И мстить хоть этим до конца?

Иль он невольно в этот миг

Глубокой мыслию постиг,

Что он в цепи существ давно

Едва ль не лишнее звено?..

Задумчив он смотрел в окно

На голубые небеса;

Его манила их краса;

И кудри легких облаков,

Небес серебряный покров,

Неслись свободно, быстро там,

Кидая тени по холмам;

И он увидел: у окна

Заботой резвою полна

Летала ласточка - то вниз,

То вверх под каменный карниз

Кидалась с дивной быстротой

И в щели пряталась сырой;

То, взвившись на небо стрелой,

Тонула в пламенных лучах...

И он вздохнул о прежних днях,

Когда он жил, страстям чужой,

С природой жизнию одной.

Блеснули тусклые глаза,

Но это блеск был - не слеза;

Он улыбнулся, но жесток

В его улыбке был упрек!

И вдруг раздался звук шагов,

Невнятный говор голосов,

Скрып отворяемых дверей...

Они! - взошли! - толпа людей

В высоких, черных клобуках

С свечами длинными в руках.