Царь голод   ::   Андреев Леонид Николаевич

Она стоит неподвижно – будто караулит. Позади пушки, на некотором расстоянии, Победители – это те, что в качестве Зрителей являются на суде и потом, в ночь великого бунта, присутствовали в богатой зале. Темными силуэтами тихо проходят. Некоторые группами, прижавшись друг к другу, стоят; их фигуры отчетливо рисуются на фоне заката.

В невольном почтении к Смерти разговаривают тихо, сдержанными голосами. И на все бросает свои отсветы багровеющее небо.

Разговор победителей



– Как темно!

– И заря такая красивая. Точно море огня или крови.

– Завтра будет ветер.

– Осторожнее, подбирайте платье, здесь кровь.

– Ах, да! Благодарю вас. (Осторожно обходит темное пятно, подобрав юбки.)

– И какая тишина.

– Да – ни шороха.

– Это всегда бывает там, где много мертвых.

– Нет ничего тише мертвого человека.

– Сколько их там лежит?

– Много. Много.

– Да. Достаточно для этого раза. Если и это их не научит…

– И как спокойны!

– Как тихи!

– Точно дети в колыбельке.

– А как кричали! Вы помните эти ужасные крики и вой?

– Как требовали!

Тихий смех. И негромкий, но властный голос Девушки в черном :

– Не издевайтесь над павшими.

– Это опять она.

– Девушка в черном.

– Она становится невозможна.

– Чего ей надо?

– Они умерли храбро.

– Опять она.

– Ее надо посадить в сумасшедший дом.

– Не стоит. Не нужно быть жестокими. Сейчас она ничему не мешает.

– Пусть говорит.

– Пусть послушают ее мертвые. Им так приятно слышать это.

Быстрый тихий смех.

– Они умерли храбро.

Молчание. Темными силуэтами тихо проходят.

– Осторожнее! Здесь кровь.

Молчание.

– Вы видели их вблизи?

– Да. Сегодня утром мы были здесь с инженером. Он очень доволен действием своих снарядов.

– Какая тишина!

– Осторожнее, здесь опять кровь.

– Да, я вижу. Когда все это уберут!

– Да, необходимо поскорее. Опасно оставлять столько трупов.

– Разве они поднимутся?

Тихий смех, и снова голос Девушки:

– Не издевайтесь над павшими!

Молчание.

– Она скоро охрипнет, повторяя одно и то же. Скажите, вы не были сегодня на мертвом поле, когда пелись торжественные гимны пушке?

– О да. Я была с мамой. Это было так торжественно. Мы все плакали. Кто сочинил слова молитвы, вы не знаете? Они так прекрасны.

– Говорят, аббат.

– Нет, это неправда. Их сочинил в восторге сам народ.

– Было так трогательно, когда матери подносили к пушке маленьких детей и заставляли целовать ее. Нежные детские ручки, доверчиво обнимающие это медное чудовище, – как это трогательно!

– Как прекрасно! Я мужчина – но я плакал.

– Все плакали.

– Махали платками. Кричали.

– А флаги развевались!

– И солнце вышло из-за туч и осветило нас.

– Только нас.

– Да – эти все время оставались в тени. Солнце не захотело взглянуть на них.

– А мне жаль, что все это скоро уберут. Это место было бы так удобно для вечерних прогулок. Здесь так тихо.

– Осторожнее! Кровь.

– Ничего, она уже засыхает. А в городе невозможно оставаться от грохота и лязга железа.

– Да, везде куют цепи. К сожалению, это необходимо.

– Но разве нельзя было бы сделать это как-нибудь тише! Положительно глохнешь от стука молотков. Это отзывается и на нервах. Мне всю ночь снилась бесконечная железная цепь, которая облегает земной шар. Нужно куда-нибудь уехать.

– Правда, какая тишина.

Молчание.

– Вы верите Царю Голоду?

– Да. Он честно выполнил свой долг.

– Но он слишком мрачен. Уже вторую ночь он стоит здесь и не говорит ни слова. Это не совсем прилично.

– Я слыхала, он готовит речь.

– Неужели? Это было бы очень хорошо. Помните его речь в суде?

– Он слишком мрачен.

– А вы будете завтра на первой лекции профессора?

– Как, разве он читает?

– Да. О культуре.

– Но говорили, что он тяжело болен, даже при смерти.

– Представьте, выздоровел. Такой живучий старик.