Екатерина Ивановна   ::   Андреев Леонид Николаевич

Зачем ты пустил ее сюда? – силы не хватило удержать?

А л е к с е й (угрюмо). Не хватило. Она совсем с ума сошла.

Г е о р г и й Д м и т р и е в и ч. Отчего плачут дети?

А л е к с е й. Оттого, что их одевают. А и плохо же ты стреляешь, брат Георгий!..

Г е о р г и й Д м и т р и е в и ч. Хм… А лучше было бы, если бы убил, так, по-твоему?

А л е к с е й. Может быть, и лучше.

Г е о р г и й Д м и т р и е в и ч. Как тебе известно, я не умею стрелять. Я не спортсмен…

А л е к с е й. А не спортсмен и не умеешь стрелять, так и не берись.

Г е о р г и й Д м и т р и е в и ч. Алексей!..

А л е к с е й. Ну, ну, не сердись, я и сам, кажется, немного ошалел. С вами ошалеешь.

Г е о р г и й Д м и т р и е в и ч. Это рассуждение спортсмена. Ты слишком много времени посвящаешь гимнастике и борьбе, и твои взгляды – извини – отдают ареной. В мое время студенты…

А л е к с е й. Верно, Горюшка, верно. Спортсмен и говорю глупости. Прости, милый, не сердись, ну, дай руку, ну, ладно. Я тебе сейчас пиджак принесу – где он, в кабинете?

Г е о р г и й Д м и т р и е в и ч. Да. Не надо.

А л е к с е й. Нет, надо. Некрасиво так-то бегать. Что, брат, ни говори, а пиджак – это приличие, и человек без пиджака… (Уходит в кабинет.)

Г е о р г и й Д м и т р и е в и ч. Алексей!..

В е р а И г н а т ь е в н а. Он так тебя любит, Горюшка, он это нарочно шутит, чтобы успокоить тебя. Выпил бы ты вина, Горя.

Г е о р г и й Д м и т р и е в и ч. Дайте.

Вера Игнатьевна встает, чтобы достать из буфета вино. Одновременно из разных дверей входят Алексей с пиджаком в руках и г у в е р н а н т к а-француженка, кокетливая, завитая; держится вызывающе.

Г у в е р н а н т к а. Мадам просила сказать…

А л е к с е й. Ну-ка, надень, Горя. Что Екатерина Ивановна просила передать?

Г у в е р н а н т к а. Мадам просила передать Георгию Дмитриевичу, что она возьмет для Катечки их шубу, так как на улице большой холод.

Г е о р г и й Д м и т р и е в и ч. Да, да, пожалуйста.

Г у в е р н а н т к а. Завтра шубу пришлют.

А л е к с е й. Скажите, хорошо. Вам еще что-нибудь надо?

Г у в е р н а н т к а. Мне? Нет, ничего.

Уходит, прищурив глаза на Георгия Дмитриевича. Молчание.

Г е о р г и й Д м и т р и е в и ч. Вот что, мама: я знаю, вам это неприятно сейчас… Пойдите, посмотрите, что там дети, как их одевают и вообще. Только, пожалуйста, мама, ни слова не говорите… Екатерине Ивановне: достаточно…

В е р а И г н а т ь е в н а. А что мне ей говорить? Что надо было сказать, то уж сказала. А теперь что ж говорить. А как же ты тут? – уж ты, Алеша, его не оставляй.

А л е к с е й. Хорошо, хорошо, мама. Иди. Дай-ка и мне. Горя, стаканчик вина. Фомин, вы не хотите?

Ф о м и н. Нет, Стибелев, благодарю.

Вера Игнатьевна уходит.

А л е к с е й. Горюшка, а не пройдем мы с тобой на минутку в кабинет?

Г е о р г и й Д м и т р и е в и ч. В кабинет? Нет, не хочу.

А л е к с е й. Да, да… Ну, так вот что: пойдите, Фомин, на минутку ко мне в комнату, покурите. Я вас потом позову.

Г е о р г и й Д м и т р и е в и ч. Может быть, коллега домой хочет?

Ф о м и н. Нет, я с удовольствием посижу. Еще рано. (Уходит.)

Г е о р г и й Д м и т р и е в и ч. Ну и дубина же этот товарищ.

А л е к с е й. Нет, это он от деликатности не знает, что ему делать… Сам посуди, положение ведь, действительно неловкое. Горя… Ты что же это, Горя, а?

Г е о р г и й Д м и т р и е в и ч. Как видишь, Алеша.

А л е к с е й. Ты где револьвер взял? – я сперва подумал, что это ты моим воспользовался.

Г е о р г и й Д м и т р и е в и ч. Нет, третьего дня купил.

А л е к с е й. Так, купил. Значит, с заранее обдуманным намерением?

Г е о р г и й Д м и т р и е в и ч. Значит. Как это страшно, брат, когда среди ночи одевают детей, чтобы ехать, и дети плачут. Катечка в моей шубе… э, да не все ли равно теперь, Вот тебе и жизнь моя, Алексей, вот тебе и жизнь. Какая тоска!

А л е к с е й.