Ламия, Изабелла, Канун святой Агнесы и другие стихи   ::   Китс Джон

III

17 Еще не видя, знал он, чья рука

Беззвучно на щеколду опустилась;

Он зорче был, чем сокол, в облака

Взмывающий: лишь к небу обратилось

Ее лицо - в окно издалека

Он профиль различит; она молилась,

Идя ко сну, - а он уж был готов

Ждать звука утренних ее шагов.

IV

25 Весь май тянулось это наважденье,

Июнь совсем извел румянец щек;

"Нет, завтра умолять о снисхожденье

Я буду у ее прекрасных ног!"

"Лоренцо, слово вымолви спасенья,

Чтоб день меня живой застать бы мог!"

Так по ночам в подушку плакал каждый,

А день томил их горечью и жаждой,

V

33 Когда болезнь на розы щек ее

Повеяла, и Изабелла стала

Бледна, как мать над впавшим в забытье

Больным младенцем, - "Как она устала!"

Тогда подумал он. - "Прервать мое

Молчание уже давно пристало:

Скажу "люблю" (хоть ни за что на свете

Сказать нельзя!) - и выпью слезы эти!"

VI

41 Подумал так - и сердце оробело

И в ребрах заметалось. Он всю ночь

Его молил, чтобы оно посмело

Признанье сделать. Но решимость прочь

Толчками крови гнало. То хмелело,

Гордясь невестой, сердце, то, точь-в-точь

Как у ребенка, робким становилось:

То нежностью, то буйством плоть томилась.

VII

49 Он встретил бы без сна рассветный час,

Любови полн, терзаем немотою,

Когда бы Изабеллы быстрый глаз

Обвенчан не был с каждою чертою

Его лица: оно не в первый раз

Покрылось бледностию восковою!

"Лоренцо!.." Тут сорвался голосок,

Но взгляд ее все досказать помог.

VIII

57 "Ах, правда ли, - все то, что я лелею

В душе, клонящейся к небытию,

Ты разгадала? Да, не одолею

Смущенья, руку оскорбить твою

Непрошенным пожатьем не посмею,

Но верь мне, верь: я что ни день встаю

С одним желанием, с одной мечтою

Склониться в исповеди пред тобою".

IX

65 "Любовь моя! Меня от холодов

Уводишь ты в страну, где вечно лето,

Где я созревшее тепло цветов

Отведаю с тобой!" Признанье это

Их губы, осмелевшие от слов,

Зарифмовало. Нежностью согрето,

Их счастье так блаженно расцвело,

Как сад, впитав июньское тепло.

Х

73 Простясь, они как по небу ступали:

Зефир разъединил макушки роз,

Чтобы друг к другу, встретившись, припали

Еще тесней; его восторг вознес

На холм, откуда открывались дали,

Где пряталось светило в кущах лоз,

А дева в спальне песенку твердила

О тех, кого стрела любви сразила.

XI

81 Вдвоем они, едва пора ночная

Со звезд покров откинет голубой,

Вдвоем они, когда пора ночная

Со звезд покров откинет голубой;

Вела в беседку тропка потайная:

Душистый свод и гиацинтов строй...

Ах, лучше бы навек все так осталось,

Чтоб их бедой молва не упивалась!

XII

89 Они несчастны были? Нет, едва ли!

Влюбленным наша не нужна печаль,

Унылые стихи о них слагали,

Их после смерти было нам так жаль,

А должно, чтобы золотом писали

Их радостей и горестей скрижаль

(Но не о том, как средь морских зыбей

Был к стонам Ариадны глух Тезей).

XIII

97 Кто любит, тот уже вознагражден,

Единый взгляд всю горечь убивает.

Пусть тень Дидоны сдерживает стон,

Пусть Изабелла слезы проливает,

Пусть благовоньями не умащен

Лоренцо бедный... Право же, бывает,

Что из цветов сладчайший - ядовит:

Для побирушки-пчелки смерть таит.

XIV

105 Два брата с Изабеллой вместе жили,

Купцы потомственные - и для них

Кто в шахтах слеп, где факелы чадили,

Кто в приисках томился золотых

По грудь в воде, кто сох в фабричной пыли,

И даже тех, кто мог назвать своих

Могучих предков, быстро усмиряло

Кнута окровавляющее жало.

XV

113 Для них индус нырял, отринув страх,

К прожорливым акулам, разрывая

Дыханьем легкие; для них во льдах

Тюлень, от острых копий издыхая,

Скулил и лаял. Изнывал в трудах

Рабочий люд, - а их рука лихая

Вращала страшной дыбы рукоять,

Чтоб у бедняг последний грош отнять.