Поэзия Микеланджело в переводе А М Эфроса   ::   Микеланджело Бонарроти

78

Лишь многих лет и многих проб итогом Взыскательный свой замысел мудрец Живым ваяет наконец, Почти у гроба, в камне первобытном. Нам новизна в творенье строгом Дается в час, когда недолго жить нам. В осуществленьи ненасытном Природа так, лепя за ликом лик, В тебе пришла к божественной вершине, Знак дряхлости и близкого конца. Вот почему мой страх велик, И прелесть твоего лица Его питает странной пищей ныне: К беде ль влекусь? Иль к благостыне? Что впереди - ни выразить, ни знать: Кончина ль мира? или благодать?

79

Как иногда ваяешь в твердом камне В чужом обличье собственный портрет, Так Смерти мрачный след Ношу я часто, словно стал я Ею. Что мысль о Ней дала мне, То воплощаю этим сходством с Нею. Жестокостью своею Мог под моим резцом С Ней уравняться б даже камень смело; Отныне впредь умею, Палим ее огнем, Ваять одно - себя в мученьях тела; Но если б захотела Она сберечь свою красу векам, Пусть даст мне радость, - я Ей вечность дам!

80

Клоню покорно шею под ярмом, Встречаю смехом рок неблагосклонный И пред жестокосердной донной Являю сердце в вере и в огне. В мучении моем Лишь длилось бы! - блаженствую вполне, Коль ясный лик дал мне На дыбе жизнь и пищу в преизбытке, Убить меня какой под силу пытке?

81

Как золотом иль серебром, Покорными огню, ждет наполненья Пустая форма, чтоб творенья Прекрасные, сломав себя, явить, Так должен я преобразить В себе, любви моей огнем, Плененность безграничной красотою Той, кем безмерно я влеком, Кто стала жизни сердцем и душою. Но слишком узкою стезею Благая донна сходит в глубь мою: Чтоб дать ей свет, - себя я разобью.

82

Почиет здесь, унесена кончиной, Но в нас жива та красота, что бой Дала бы смерти правою рукой, Когда б не родилась Левшой-Манчиной.

83

Не встретит в небе красота благая, Как не нашла средь мерзости земной Себе подобных, хоть ее Левшой Кощунственно звала толпа слепая.

Но кисть с доской, скалу с резцом смыкая, Лишь попусту б я труд потратил свой, Я исказил бы лик ее живой, Все упованья ваши разрушая.

И ежели, как солнце блеск светил, Она победно ум наш затмевает, То знак для вас: безмерна прелесть в ней; Ваш помысел Господь осуществил: Он ныне вновь красу ее ваяет, Но это в божьей власти, - не в моей!

84

Лишь на огне кузнец чекан дарит Куску железа, мудрый труд свершая; И, золота огнем не расплавляя, Высоких форм художник не творит;

И если Феникс прежде не сгорит, То не воскреснет, - так вот, умирая, Я льщусь мечтой ожить меж духов рая, Кому ни смерть, ни время не вредит.

От действия огня, что на потребу Мне в благо дан, чтоб воскресить меня, Я стал почти уж тенью гробовою;

Но если он влеком природой к небу, Я ж сделался частицею огня, Что ж не берет меня он ввысь с собою?

85

Верните вы, ручьи и реки, взорам Поток не ваших и соленых вод, Чей быстрый бег сильней меня несет, Чем вы своим медлительным напором.

И ты, туман, верни глазам, которым От слез невидим звездный небосвод, Их скорбь, и пусть твой хмурый лик блеснет В мой жадный зрак яснеющим простором.

Верни, земля, следы моим стопам, Чтоб встать траве, примятой мной сурово, И ты, глухое эхо, - ропот мой;

И взгляды, вы, - святой огонь очам, Чтоб новой красоте я отдал снова Мою любовь, не взятую тобой.

86

Ужели, донна, впрямь (хоть утверждает То долгий опыт) оживленный лик, Который в косном мраморе возник, Прах своего творца переживает?

Так! Следствию причина уступает, Удел искусства более велик, Чем естества! В ваяньи мир постиг, Что смерть, что время здесь не побеждает.

Вот почему могу бессмертье дать Я нам обоим в краске или в камне, Запечатлев твой облик и себя;

Спустя столетья люди будут знать, Как ты прекрасна, и как жизнь тяжка мне, И как я мудр, что полюбил тебя.

87

Когда ты, донна, приближаешь Свои глаза к глазам моим, В их зеркале себе я зрим, А ты себя в моих отображаешь.