Проблема гоголевского юмора   ::   Анненский Иннокентий

Между двух щек кавказского майора получилось совершенно гладкое место - при этом ни боли, ни физического вреда, ничего подобного. Мойте это место холодной водой - и вы будете здоровы, как бы вы имели нос, - так сказал веселый доктор, который очень любил есть яблоки, и притом непременно утром. Но в самой этой безболезненности исчезновения не чувствуется ли же вся злобность его мести? Майор Ковалев был застигнут решительно врасплох, и едва ли даже это случилось не а четверг, т. е. журфикс Подточиных.

Однако майор Ковалев ни минутки не колебался, что ему делать; он надевает мундир и едет к обер-полицеймейстеру (или лучше полицеймейстеру, как поправил Гоголю цензор) - так и так, согласитесь сами... то оставим его говорить с лакеем полицеймейстера, потому что для нас эрой рассказа вовсе не Ковалев. Проследим лучше за превращениями Носа, восстановляющего свою долго попиравшуюся честь и неприкосноенность.

Первое превращение - Нос оказывается запеченным в хлеб, который жена Ивана Яковлевича выбрасывает на стол для его завтрака. Это превращение самой своей осязательностью, своей, так сказать, грубой материальностью попадает прямо в цель - тут дело, видите ли, без всяких экивоков... на, мол, ешь меня, подавись; ты ведь этого хотел - не взыщи только, братец, если я стану тебе поперек горла.

И вот несчастия просто облипают пегий фрак Ивана Яковлевича. Во-первых, его жена получает новую, да и какую еще, метафору для своего утреннего лиризма. О, этот нос в тесте не так-то скоро ею забудутся! Да и какая уж тут метафора, это целое наводнение метафор, да еще если бы дело было только в этом. Но Иван Яковлевич прозревает себя совсем в иной роли - в роли молодой и неопытной матери с плодом собственного увлечения на руках... "Да чтоб я позволила держать в своем доме..." . Надо скрыть, надо во что бы то ни стало забросить, спустить этот проклятый нос. "Неси, мол, мерзавец, меня в тех же пальцах, которыми ты меня потрясал через два дня в третий". А куда, спрашивается, его нести? Глаза-то, глаза-то эти, тысячи глаз. и все таких неожиданных, таких острых, таких отовсюдных! Да когда бы еще только глаза, но ведь у глаз и обшлага, а у обшлагов пуговицы...

Брр... Словом, - хорошо, если дело ограничится съезжей. А то ведь, пожалуй, и в смирительном насидишься.

"Помилуйте, вашескородие... Да я с моим удовольствием...

О чем тут говорить?"

Оставим бедного цирульника, Нос тоже его оставляет и принимается за попустителя.

Превращение второе - грязный платок брадобрея, черный мякиш хлеба, нет - довольно! Нос надевает новую личину почище. Теперь уже это не Нос, а статский советник, и он делает визиты. Нос в шляпе с плюмажем , Нос ездит в карете... Да-с, статский советник... и нет даже никакого сомнения, что он пятого класса. Кто - пятого класса? Нос, мой нос, мой мятежный вассал, часть меня самого... майора, конечно, но все же только майора, и притом даже, собственно говоря, и не совсем майора. Можно ли было уколоть человека тоньше и обидеть его больнее?

Обидчик, поноситель, пасквилянт и - здравствуйте! Он в шляпе с плюмажем, он статский советник.

"Позвольте, майор, но отчего же этот, по-видимому, совершенно независимый и вполне приличный визитер должен быть именно тем предметом, который вы разыскиваете? Посмотрите, он даже по пуговицам совсем другого ведомства . Вот он, согнувшись, выпрыгнул из кареты...

" - Гм... согнувшись... и выпрыгнул..."

"Побежал по лестнице..." - То-то побежал!.. По лестнице... "Вот он скрыл лицо в воротник..." - Скрыл, вы говорите? Так! Так и запишем... лицо в воротник - чудесно... "Да он совершенно сам по себе... Вот, видите ли, он даже и не бежит от вас теперь, а преспокойно себе стоит рядом с вами и рассматривает..." - По-вашему, рассматривает, а по-моему-с, только делает вид. что рассматривает.