В нежном мареве   ::   Брянский Шиш

Я очи вам тупыя золой запорошу

И принесу вас в жертву Колымскому Шышу,

Морозной лавой Шаша вам рыла обольот

И будет только пламя, и будет только лёд,

И лёхкия куницы без тела и ума

Запрыгают по буквам запретнаго пиздьма.

* * *



Мне блёклый в очи сыплют уголь ульчи

Побелкой с кедровых кариатид,

И будайский идол на меня глядит

Рабочим из малярной люльки.

Я даже молиться ему не буду,

Ни большой, ни малый мне не надобен юс,

Лишь улыбнусь

Ему,

Макающему кисть в родную тьму,

Как смутному и ясельному чуду,

И градская шелапуть ослепнет и оглохнет,

И предсмертно ржавый мир задребезжит,

И в освящённом сердце сдохнет

Сифошный Жыд.

* * *



Слепой воробей

В Хуй меня больно клюнул.

Какая сука!

* * *



И Пипищенко наш,

Круассан Невпиздоныч,

И Скрежещенко ваш,

Никомах Посейдоныч —

Это гения два,

два столпа.

Они пламя раздули,

восстали из терний,

они свет над Россией

зажгли невечерний,

и насрать,

что они не в почёте у черни

просто чернь

вопиюще глупа.

* * *



1.

Линор Горалик — еврейка, блядь.

Евреев надо всех расстрелять.

2.

Полон музыки, музы и муки

Паросёнок Ефим Баренблад.

Наилучшее средство от скуки —

Это на Хуй взорвать Дедский Сад,

Чтоб ызбавить Детей от обузы,

От унылых пожизненных дел,

Чтобы Август на Шею, как лёхкия бусы,

Связку маленьких Трупов надел.

3.

Неужели не случится атомной войны?

О, пускай, пускай случится, Боженька, вонми!

Чтобы не было ни башен, ни колонн,

Чтобы наконец подохли все,

Чтобы больше в небе жолтый клоун

На гнилом не ехал колесе.

О, пускай не будет ничего!

А меня отдельно Ты ударь

Клюшкою лучистою в Чело,

Чтоб Оно бы зазвенело, словно Колокол бы Царь.

* * *



Каждый в Рожу мне

срёт и ссыт,

Я тщетою по горло сыт.

Но я верю: за скорбный Путь

Мне воздазтся

когда нибудь.

* * *



Я уставил в небо

Чмошныя глоза,

Ой, Стиксе! ой, Нево!

О, райская креза!

Ой, Китеж! Ой, Фивы!

О бледный конь в пальто!

Ой вы, Серафимы,

Дайте мне вон то!

Дайте мне жевачку

Чтобы я жевал,

Дайте кукорячку -

Я взорву Кагал,

Дайте мне пилотку -

Увенчать Главу,

Дайте, дайте лодку -

Я на Хуй уплыву.

* * *



Когда я сердце Пиросмани

Солёным языком лизал,

Семён Абрамович у Мани

Златую печень вырезал.

Сочящаяся сонцем линза

Рыгнула в небе, сьвет потух.

А я всё плакал и молился,

Чтоб сьнизошол на нас бы Дух.

О, утоли моя печали!

А я хочу, как Антиной,

Промасленными кирпичами

Дристать в лазури ледяной.

* * *



Зайдя в зелёный поездочек,

молю я вновь, чтоб ебануло гексагеном,

Чтоб улетели на Луну колёсики,

пантограф,

и до Хуя бы канонических примочек

на разхуяченныя лики

звёздный зограф

чтоб наложил,

прельстясь высоким тленом…

Помилуй мя, Божочек.

* * *



Дымза Галицкий медленно пел -

Всё про то, где какое, и что из чего,

Но законьчить он, хой! не успел,

На полноте прервали его. [2]

Маша Клинская, в жгучем дыму

Из Замория прянув сладимым моржём,

Обеспизьдила Душу ему

Приснопевчим пернатым Ножом.

А потом деревянной Клюкой

Разъебошила на Хуй всей Земли города,

И сверкала Душа её, хой!

Словно око в Елде у крота.

* * *



Смысла я осилил смоль,

Наломал соломьев,

Жызни я изведал боль,

Как Давид Самойлов.

Памятник поставьте мне,

Ёбаные бляди!

Но не здесь, а на Луне,

Или в Ленинграде.

* * *



Из Града медного, медового,

Зажыканного в дали грозовыя,

Низвергся тёплый сипловоз.

И Удом раскалил, словно Адам Кадмон,

Он мертвенного небосвода олово

Над Русью куньею, куда в блистаньи Рос

Он захуячен был как бы ударом кыя

Сквозь млеко жяркое врямён,

И стало невьебенно лучезарно.