Адмиралы мятежных флотов   ::   Черкашин Николай

Разумеется, она оценила, что такое фиалки посреди февраля.

В третий раз я сказал ей, что ее ладони обладают гораздо большей целительной силой, чем электрические пластины. Она улыбнулась и на минуту задержала мои пальцы меж своих ладоней.

- Вот видите! - воскликнул я. - Все прошло. Мои пальцы отпустило. У вас чудодейственные руки!

- Тогда вам нет нужды приходить в следующий раз, если все прошло.

- Нет, нет, - спохватился я. - Этот поразительный эффект нуждается в закреплении. И в изучении.

На прощание я поцеловал ей руку, а затем, сдвинув широкое обручальное кольцо, приложился губами и к белому следу, оставшемуся на безымянном пальце.

Она вспыхнула, ибо безошибочно поняла все, что я хотел ей сказать на древнем бессловесном языке любви.

Можете себе представить, с каким нетерпением ждал я следующего сеанса-свидания. Я все время вспоминал ее лицо и находил его необычайно милым. Уголки глаз, губ и кончика носа были обаятельно вздернуты. Она держала взгляд всегда потупленным, но не от робости, а от сознания сердцеубийственной силы своих глаз. Так солдат из осторожности держит долу острый клинок. Но когда она распахивала густо начерненные ресницы - казалось, веки с трудом поднимаются под тяжестью их изогнутых стрел, - о, как умела она говорить глазами: зрачки ее то расширялись удивленно-загадочно, то вспыхивали восторженно, то заговорщицки смеялись…

Тем временем я получил сигнал от берлинского резидента о начале моей тайной работы и теперь раз в неделю должен был передавать записку с собранной информацией о Кенигсбергской верфи кельнеру кафе «Норденштерн». Делалось это довольно просто: я оставлял в пепельнице недокуренную папиросу, в гильзе которой кельнер-связник мог обнаружить трубочку тончайшей рисовой бумаги с моим донесением. Право, и самый опытный сыщик не смог заподозрить ничего предосудительного в моих ежесубботних визитах в излюбленное кафе. В «Норденштерне», как, впрочем, и в любом германском кабаке, - будь это фешенебельный ресторан или портовый пивной подвальчик, - ценили завсегдатаев и старались оказывать им особые знаки внимания. Поэтому и мой кельнер всегда держал для меня столик, охотно менял пепельницу и всегда подавал вместе с кружкой пива и свежий номер «Бюргер-цайтунг». Там, в отделе объявлений, я мог вычитать много больше, чем обычный читатель, ибо в этой газетке работал наш человек, и я знал, на что обращать внимание на рекламно-справочной вкладке.

Мой четвертый визит к Терезе не доставил особой радости, так как доктор Розеншталь, будто почуяв неладное в подначальном ему мирке, все время крутился в процедурном кабинете, и мне не удалось ни перемолвиться с ней, ни даже поцеловать на прощание руку.

Правда, один взгляд ее стоил многого: она так выразительно показала глазами на спину своего патрона, что я сразу почувствовал - наш тайный сговор уже свершился, и теперь надо искать способ уединения. Но это была задача невероятной трудности. На работе Тереза постоянно находилась под бдительным оком доктора Розеншталя (муж ему за это приплачивал, что ли?), а после работы полковник Волькенау заезжал за женой на автомобиле.

Увы, число наших официальных свиданий, отмеренное доктором, сокращалось со скоростью шагреневой кожи.

В пятый раз - вредный старик снова торчал в процедурной - я мельком показал Терезе заготовленную записку: «Умоляю о встрече в кафе «Норденштерн» в любой удобный день и час!»

Она грустно покачала головой: «Нет. Это невозможно».

Но игра меня уже захватила. Да, да, именно игра - волнующая, с острым привкусом риска и опасности.

Если бы мое строгое петроградское начальство вздумало бы поставить мне в укор флирт с Терезой, о, я бы нашел что ответить.