Белая рабыня   ::   Попов Михаил

Что может угрожать?

— У меня плохие предчувствия, Тилби.

— Вообще-то мне полагалось бы вас утешить, мисс, но дело в том, что мои предчувствия не лучше.

Лавиния была столь рада появлению подруги, что Элен невольно смягчилась. Действительно, глупо дуться, когда твое появление вызывает такой восторг.

Оказалось, что приглашены «только самые близкие»!

Быстро темнело.

Дом был роскошно иллюминирован. В конце семнадцатого века в Европе это искусство только еще входило в моду и поэтому было в новинку. В таком оформлении даже мрачный биверстоковский особняк не выглядел слишком уж отталкивающе. Стол с закусками и фруктами был установлен во внутреннем дворе, вымощенном широкими каменными плитами. Рядом располагался круглый бассейн с фонтаном в виде каменной сирены, из раковины, зажатой в ее руках, и должна была стекать вода. Фонтан давным-давно бездействовал, но в бассейне стояла вода, в которой отражались новорожденные звезды и блики факелов, укрепленных по углам внутреннего двора.

Обстановка явно носила средиземноморский колорит.

Лавиния была во флорентийском платье с квадратным вырезом и кружевным стоячим воротником, в руках она держала веер, набранный из тонких пластинок слоновой кости, украшенных тонкой резьбой.

По сигналу хозяйки из темноты под сводами галереи показались музыканты.

— Ты перевезла сюда весь свой штат, — удивленно оглядываясь, сказала Элен.

— Отчего-то захотелось сменить обстановку. Правда, здесь хорошо?

— Я была здесь как-то… Но давно и днем. Без всех этих факелов и музыкантов.

— Представляю, насколько мрачным и унылым тебе показался наш старый дом, — засмеялась Лавиния, и что-то в ее смехе показалось Элен неестественным, наигранным.

— Признаться, да.

Долговязый и нагловатый сын банкира Хокинса, взявший на себя роль распорядителя этого вечера, осведомился у хозяйки, не пора ли начинать.

Лавиния оглядела присутствующих.

— Я больше, кажется, никого не жду, поэтому… — Она сделала разрешающий жест, музыка полилась, а они вместе с подругой медленно двинулись вокруг фонтана. Маленький оркестр исполнял что-то очень душещипательное, особенно выделялись на общем фоне страдания лютни. — Я решила, что для сегодняшнего дня более всего подойдет итальянская музыка.

— А что замечательного в сегодняшнем вечере? — спросила Элен.

Хозяйке отвечать не пришлось. Из-под сводов выводившего наружу прохода появился дон Мануэль. Свет факела то выхватывал его из темноты, то возвращал обратно, и можно было подумать, что испанец сомневается, стоит ли ему появляться на этом празднике.

Элен выразительно посмотрела на свою лучшую подругу, та сделала вид, что не понимает заключенного в этом взгляде вопроса. В конце концов, формально обвинить ее было не в чем, Элен не просила ее не приглашать этого человека.

Дон Мануэль медленно подошел к стоящим рядом дамам и, сняв шляпу, поклонился самым почтительнейшим образом. И сказал:

— Особенно ценит гостеприимство тот, кто вдали от дома, и особенно трогает человеческое участие того, кто одинок.

Элен поняла, что ее дурные предчувствия начинают сбываться. Она еще верила, что появление испанца на этом вечере — случайность. Ведь о нем ей не приходилось откровенничать с Лавинией и подруга не знает, до какой степени он утомляет ее. Ей сильно, нестерпимо сильно захотелось покинуть этот вечер. Лавиния обидится? Ну что же делать?! Всегда может случиться что-то вроде обморока, просто может сильно разболеться голова.

Кивнув дону Мануэлю, Элен направилась к столу якобы для того, чтобы что-нибудь съесть. При этом она лихорадочно перебирала в памяти известные ей симптомы подходящих болезней. Но она была не уверена, что сумеет сыграть как следует.