Брекенридж Элкинс и налоги   ::   Говард Роберт Ирвин

А в Смоуквилле он устроил себе штаб-квартиру, вот почему там никто не осмелится даже рта открыть, чтобы сказать про него хоть одно дурное слово. Его банда воровала у людей скот и лошадей, пока не довела всех до полной нищеты. Он крадет скот у мексиканцев и заставляет нас его покупать. А потом крадет тот же самый скот у нас и опять загоняет мексиканцам. Всякий раз, когда кому-нибудь из нас удается раздобыть хоть немного денег, их тут же приходится отдавать Барлоу. Только за то, чтобы его головорезы нас не подстрелили или не сожгли наши халупы. Нет уж, парень, поверь мне на слово: в этих краях тебе никогда не собрать никаких налогов. Ни единого доллара.

– Готов биться об заклад, что соберу, – сказал я. – Но теперь я понимаю дело так, что мне надо двигать прямиком в Смоуквилль.

Ну, значит, приехал я в Смоуквилль, и он показался мне довольно-таки плюгавым городишкой. Проезжая по улице, я несколько раз то тут, то там натыкался на подозрительные взгляды подпиравших стены типов, увешанных ножами и револьверами. Эти парни изо всех сил старались выглядеть очень крутыми. Но большинство горожан, как мне показалось, все-таки были самыми обычными честными гражданами. Бедняги выглядели забито и безмолвно, не поднимая головы, спешили куда-то по своим делам.

Я с ходу узнаю в парне бандита, стоит мне на него разок глянуть. Я ихнее подлое племя вообще за милю нюхом чую. В общем, в городке их оказалось меньше, чем я ожидал. Наверно, часть отправилась куда-нибудь коров воровать, подумал я.

Я сразу же направился в самый большой салун. Внутри было вполне ничего себе – шикарный большой бар и огромное золоченое зеркало позади стойки. Еще там имелось несколько игорных столов, за которыми сейчас никто не сидел; все-таки для игры пока было рановато.

В салуне оказалось всего два человека: сам бармен — большущий, лысый, как колено, мужик с лицом отъявленного негодяя и ушами, сразу же напомнившими мне цветную капусту, – и еще один здоровенный малый, при галстуке с бриллиантовой заколкой в виде лошадиной подковы, с целыми гроздьями сверкающих золотых колец на жирных пальцах и – это надо же такое придумать! – в костюме-тройке. Он сразу подвалил ко мне.

– Ты кто таков и что тебе здесь надо? Меня зовут Навахо Барлоу! – заявил он.

– А меня – Брекенридж Элкинс, – ответил я. – Собираю здесь налоги.

– Тогда все в норме, – сказал он. – Если только ты не вздумаешь собирать их с меня.

– Сборщик налогов! – нахально влез в разговор бармен. – Ха-хха-ха! Уох-хо-хоу!

– Сколько тут у вас взрослых граждан? – поинтересовался я. – В самом Смоуквилле и в его окрестностях, я имею в виду.

– Думаю, душ семьсот наберется, – сказал Барлоу.

– Отлично, – заметил я. – Тогда выкладывай семьсот баксов, и мы в расчете.

У бедолаги даже челюсть отвисла. А глаза полезли на лоб и постепенно выпучились как у рака.

– Что… что… что такое?! – задыхаясь, прохрипел он. – Не иначе как ты рехнулся, парень!

– Я собираю налоги, – терпеливо начал втолковывать я ему. – Но у людей нет денег. Потому как ты ограбил и довел до сумы всех граждан в южной части округа Чисом. А значит, будет только справедливо, если ты уплатишь за бедняг ихние налоги. Ей-богу! И всего-то – по доллару с носа!

– Мой Бог! – вкрадчиво произнес Барлоу. – Кажется, я все-таки не ослышался! – Его рука скользнула к кобуре.

Ну вот, так оно все и вышло.

Я перепугался, что если этот дурень примется палить в меня, то некоторые пули могут вылететь в окно и ранить ни в чем не повинных мирных граждан. Пришлось забрать у Барлоу пушку и врезать ему разок рукояткой промеж глаз; но парень-то оказался совсем хлипкий! Он упал под стол, изрыгая чудовищные ругательства, призывая на помощь и заливая замечательный ковер кровью, хлеставшей из него, как из только что зарезанного борова.