Черноногие   ::   Шевалье Э.

Однако, по истечении некоторого времени, ему показалось, как будто что-то теплое прикоснулось к его лицу. Сначала он подумал, что то был солнечный луч, непостижимым путем проскользнувший из южных стран. Но это ощущение было непродолжительным.

Проклятая помеха! Какую жертву с радостью не принес бы он еще за один час отдыха! В его ушах раздавался страшный звон: ему казалось, будто лает собака, и он задавался вопросом, как может животное отрывать его от воображаемого мира. А между тем призрак собаки упорно и даже яростно теребил его за воротник и по временам выпускал свою добычу только для того, чтобы продолжительным и глухим лаем вызвать ночное эхо, как бы обращаясь к человеческим ушам за помощью в деле, которое было ему не под силу.

— Эй! Приятель, что случилось? — закричал сильный и веселый голос.

Айверсон не ответил. Так роскошно было его ложе, так было упоительно его наслаждение, что не хватало ни сил, ни желания ответить.

— Черт возьми! Откуда здесь человеческое существо? — продолжал голос, исходивший, как казалось Кенету, из страшного хаоса и неприятно поражавший его, как фальшивая нота в гармоничном звучании концерта.

— Вот тебе и раз! Так нельзя делать, мой прекрасный господин! В какие же неприятные обстоятельства вы попали!

— Убирайтесь к дьяволу и не надоедайте мне! — произнес Айверсон с нескладным и тупым выражением пьяного.

Эти слова стоили ему неимоверных усилий, продолжать которые он не чувствовал особого желания.

— Не будь я Ник Уинфлз, если покину вас! Никогда в жизни я не бросал живого существа в таком беспомощном состоянии. Ха-ха-ха! Ну вот, что еще выдумал, приятель! У нас есть и лекарство для вас. Ей-богу так! Мы заставим вас подняться на ноги! Я намерен отхлестать вас так, как, может быть, не угощали вас со времен школьной скамьи. Ха-ха-ха! Уж это как пить дать! Ей-богу так! Покорный ваш слуга!

Человек, назвавший себя Ником Уинфлзом, вытащил длинный шомпол из еще более длинного карабина и, подхватив Кенета одной рукой, а шомпол другой, стал осыпать его градом ударов по плечам и спине, чего бедняге никогда еще не приходилось испытывать с тех пор, как он появился на свет божий.

Сначала молодой человек почти не чувствовал боли от этой экзекуции, но по мере того, как Ник, разгорячась работой, применял свои меры все с большим и большим усердием, Айверсон начал испытывать мучительное возвращение к жизни. Обратный путь из Елисеевских полей 4 к действительности этого мира был совсем иного рода, чем постепенный переход, при котором он потерял всякое осознание внешнего мира. Его способности одна за другой выходили из оцепенения, но для того, чтобы очнуться для неслыханного и невыразимого страдания. Его воображаемая радость исчезла под непрерывными ударами непрошеного благодетеля, сгустившаяся кровь незаметно растворялась, и жизнь разливалась по жилам, как ледяные капли предсмертной борьбы. Он не на шутку рассердился на неизвестного пришельца, который пересыпал бичевание фантастическими воззваниями:

— Ты посчитал снежную пустыню за мягкую постель и, как турок, окутываешься снежным одеялом, чтобы вдоволь намечтаться! Потише, добрый молодец! Я научу тебя, приличнее держаться, хотя бы для этого потребовалось потерять много драгоценного времени и даже, чего доброго, покупать новый шомпол. Ну что, чужестранец, как тебе нравится мое специфическое лекарство? Ну-ка, вот тебе еще!

Кенет собрался с силами, чтобы броситься на палача, но сил было еще очень мало. В награду за это посыпались новые удары по рукам, плечам и лицу.

— Да чего вам надо от меня? — спросил он наконец, совершенно возмущенный таким грубым, по его мнению, обращением.

— А мне надо обработать вас по-своему, — отвечал Ник с возмутительным хладнокровием.