Фрегаты идут на абордаж   ::   Комм Ульрих

Перейдя мост, мужчина направился вдоль берега Альстера по направлению к его устью в сторону гавани. Прежде чем свернуть к дому братства мореходов, он остановился и обвел взглядом лес мачт, поднимавшийся над каменной набережной и над островерхими крышами амбаров и портовых складов к свинцово-серому, струящемуся дождем небу.

Здесь еще не кипела обычная для летней навигации жизнь: лишь время от времени протарахтит по неровному булыжнику мостовой подвода, везущая груз к кораблю или одному из пакгаузов. Однако с палуб стоявших на приколе судов кое-где доносился уже стук плотницких молотков, а в воздухе витал едва ощутимый запах свежей смолы и краски. Хотя непогода и загнала многих в теплые дома, наметанный глаз мужчины успел оценить, насколько усердно город готовился к предстоящей навигации. Пройдя еще несколько шагов, он увидел на привычном месте у пирса и свой собственный корабль — единственный уцелевший из всей флотилии его отца. Остальные стали жертвами ураганов и штормов, погибли в морских сражениях, были разграблены и сожжены морскими разбойниками, которых англичане называли приватирами, французы — корсарами, а немцы — каперами. Последние, получив от правителя своей страны каперскую грамоту, на собственные деньги снаряжали корабли и на свой страх и риск вели крейсерскую войну на морях, то есть, попросту говоря, охотились за торговыми судами противника. Часть награбленной при этом добычи им надлежало отдавать своему правителю. Семь лет тому назад, незадолго до того, как колокольный звон возвестил мир опустошенным немецким землям, в стычке с французскими корсарами погиб его родной брат — сгинул в морской пучине вместе с кораблем.

Мужчина глубоко вздохнул и двинулся дальше. Один-единственный корабль достался ему в наследство, к тому же они были ровесниками: вот уже тридцать с лишним лет бороздил «Мерсвин» морские просторы, знавал лютую стужу в гавани Архангельска и невыносимый жар тропического солнца у берегов Гвинеи и Бразилии. Что и говорить, одряхлел трудяга «Мерсвин». Но если его хозяину суждено стать членом правления гильдии капитанов и шкиперов, тогда…

У противоположного берега покачивались на волнах корабли Томаса Утенхольта: добрая дюжина солидных «купцов», многие из которых выделялись хорошим пушечным вооружением. Старый Утенхольт распорядился перестроить свои самые большие парусники на манер военных фрегатов: со сплошными батарейными палубами. И в самом деле, его трехмачтовые галионы, будь то «Солнце» или, к примеру, «Св. Бернхард», если не ходовыми качествами, то мощью бортового залпа могли потягаться с иным фрегатом. Конечно, все это делалось за счет места в грузовых трюмах, да и команду приходилось набирать вдвое большую против обычной для торговых судов, а это влекло за собой двойные расходы на провиант и жалованье матросам и офицерам. Но уж кто-кто, а Утенхольт считать умел. Ведь все эти расходы с лихвой окупались только тогда, когда в трюмы таких судов грузили серебро, золото, слоновую кость или пряности, ценившиеся не менее золота: имбирь, гвоздику, шафран, перец или совсем редкие в Европе корицу и мирру, мускус и ладан. Но и это не было пределом предприимчивости Томаса Утенхольта. Дело в том, что город Гамбург не располагал собственными военными кораблями для защиты торговых караванов от пиратов и каперов, и Утенхольт сумел извлечь для себя выгоду из этого обстоятельства, заставляя шкиперов и судовладельцев платить большие деньги, если они желали выйти в море под охраной бортовых батарей его судов.