Камни Господни   ::   Строганов Михаил

Бери государь, какая более тебе приглянется, мы себе новые сыщем!

Царь в ужасе отпрянул от детей и бросился бежать прочь, но земля уже не держала его, разверзаясь под ногами бесконечною огненною пастью…

Восстав от сна, Иоанн, не облачаясь, в одном исподнем кинулся в храм и, упав на колени возле образа архангела Михаила, возопил: «Великий, мудрый хитрец, никто не может твоея хитрости разумети, дабы скрылся от твоея нещадности. Святый Ангеле, умилися о мне грешнем и окаяннем…»

***



Подле Никольской церкви, что служила главным входом в Псково-Печорскую обитель, пьяные опричненные воротники устроили себе волчью потеху. Выкопав у церковных врат глубокую яму и посадив туда матерого, они таскали из ближней Тюремной башни иноков и на веревках спускали их к зверю, дабы узреть, во спасение чьей святости сойдут с небес заступники ангельские.

— Так мы всю оставшуюся братию переведем, а святого не сыщем! — недовольно пробурчал здоровенный, с выбитыми зубами в кулачных боях опричник Юшка Игнатьев. — Слышь, Карамышка, а может, того, зря радеем? Может, здесь не монахи, а одни курвы черноризные живут?

— Мне почем знать? — огрызнулся Карамыш. — Ты давай-ка не языком чеши, а спорее веревку тягай. Не ровен час, насытим серого, тогда плакали наши ангелы!

— Да и на что тебе они сдалися? Эка невидаль! — стоящий рядом опричник Первуша плюнул в бесившегося волка. — В церкви на каждой стене по пять штук намалевано. Иди, коли нужда, и дивись!

— Дурень! — Карамыш презрительно посмотрел на воротника. — Да только бы явился небесный заступник! Мы бы уж не сплоховали, сразу, как водится, в ноги, мол, прости и помилуй нас, людей подневольных, Христа ради.

— И чего с того? Прощения на язык не положишь! — в ответ рассмеялся Первуша. — Рубль бы за какого угодника платил, тогда хоть бы старания ваши не пропали даром!

— Ты свое серебро поганое попроси, — Карамыш бросил веревку и, кряхтя, подхватывая замученного инока под руки, ответил опричнику с нескрываемым презрением. — Мне денег не надобно. Я слово заветное выпытать хочу, такое, что ни смерть, ни хворь, ни ярость государева не страшны будут. От всего тем словом уберечься сумеешь, яко трое святых устояли в печи огненной!

— Неужто ангел ведает про то слово? — усомнился Юшка. — Мыслю, что един Господь…

— Тетеря тоже мыслил, да тут выстрел! — обрезал Карамыш. — О сем сам пророк Даниил рек!

— Ну, коли пророк, — Первуша схватился за окровавленную ногу монаха, — тоды, ради словца заветного, я тако ж не прочь потрудиться!

Опричники согласно подтащили мертвого к мусорной куче, сваленной подле монастырской стены и, закидав тело снегом, живо направились к Тюремной башне за новым страдальцем.

— Глянь, — Первуша протянул руку, указывая на светлеющую восточную сторону, — кажись фигура какая проявилася!

— Где? Кто идет? — вскрикнул возбужденно Юшка, подхватывая бердыш.

Карамыш пристально посмотрел на восток и раздраженно плюнул Первуше под ноги:

— Черти тебе спросонья мерещатся, харя ты некрещеная!

— Да как же, братцы, сам видел, истинный крест! — опричник удивленно посмотрел на пустынную снежную гладь и перекрестился. — Пешего путника вон там заприметил!

— Тише, глотка медная! — Карамыш поднес кулак к лицу опричника. — С испугу-то бабьего перебудишь караул, после с тобою век у робят в посмешищах ходить станем.

Юшка громко расхохотался но, внезапно охнув, стал медленно заваливаться на бок, а вслед за ним повалился и не успевший досказать укоризненных слов Карамыш. Перед онемевшим от ужаса Первушей стоял невысокий человек, одетый в черное, почти как опричник.

— Пленники где? — еле слышно прошептал Карий.

— Ась? — испуганно пробормотал Первуша.

— Пленники, спрашиваю, где?

— А, вон оно что! — обрадовавшись неведомо чему, облегченно вздохнул опричник.