Каролинец   ::   Сабатини Рафаэль

И, больше не обращая на них внимания, Ратледж отвернулся. Члены Тайного Совета потянулись к выходу. Чувствовали они себя неуютно и опасались, что снискали заслуженную неприязнь губернатора. Лэтимер медлил, стоя рядом с Ратледжем.

— А, вы еще здесь, — сказал тот. — Жена вас, наверное, заждалась.

И Молтри, у которого были подозрительно влажные для солдата глаза, тоже начал его подгонять.

— Да, да, мальчик, иди к ней, иди. И попроси у нее прощения за меня. Может быть, она поймет, если ты скажешь, что моя ненависть — обратная сторона любви. Я ведь подумал — прости, Господи, старого дурака! — что ты повернул против нас.

Лэтимер улыбнулся в добрые, печальные глаза друга своего отца и сказал Ратледжу:

— Я не могу уйти, не поблагодарив вас, сэр.

— За резкую критику?

— Нет, сэр. За то, что вы выступили в мою защиту.

— Каждый справедливый суд, — высказался Ратледж, — обязан предоставить обвиняемому право на защиту. Но были и другие причины, по которым я должен был попытаться спасти вас. Во-первых, благодаря только вчера вынесенному мне на Совете приговору, я помнил, что внешние обстоятельства могут благоприятствовать осуждению невиновного; кроме того, я не забыл, что на собрании вы были единственным, кто, вопреки этим внешним обстоятельствам, не осудил меня. Во-вторых, — продолжал он, и глаза его весело блеснули, — если бы вас не оправдали, на моей репутации осталось бы пятно. Меня могли обвинить в том, что я трусливо преследовал свои личные интересы. Помнится, вы что-то говорили о намерении вызвать кое-кого на дуэль, когда дела государственные будут оставлять мне больше времени для досуга. Свободное время у меня, вероятно, теперь появится.

— Сэр, можете ли вы меня простить? — сокрушенно воскликнул Лэтимер.

Ратледж рассмеялся и протянул ему руку.

— По всей видимости, мы никогда не поймем друг друга до конца, — сказал он. Тем примечательнее тот факт, что вчера в палатке Бикмена вы, Лэтимер, были единственным, кто не обозвал меня негодяем.

— Я никогда не сомневался в том, что к вам это слово неприменимо, — ответил тот, пожимая протянутую руку, и кинулся вниз по лестнице на поиски Миртль.

— Возможно, мы еще станем друзьями, — догнал его голос Ратледжа, но Лэтимер уже не ответил.

Он сбежал в холл и вошел в столовую. Миртль сидела у окна под опекой Тома Айзарда, который прохаживался мимо нее взад-вперед. Она вздрогнула и обернулась на звук открывшейся двери. Под ее глазами не успели высохнуть слезы. Она встала ни жива, ни мертва от страха, и в тот же миг, увидев Гарри, почувствовала мгновенно охватившее ее, ни с чем не сравнимое блаженство.

— Свободен! Они оправдали его! — завопил Том, указывая на шпагу Гарри.

Миртль сделала два несмелых шага, ноги ее подкосились и, почти теряя сознание, она упала в объятия Гарри.

— Гарри, родной… Наконец-то ты все знаешь… — всхлипывала она, уткнувшись лицом в его грудь.

Итак, они окончательно обрели друг друга. Том Айзард, не скупясь на подробности, осветил этот трогательный эпизод в письмах к своей сестре, леди Уильям Кемпбелл, на Ямайку, а мы вслед за благоразумным хроникером покидаем наших героев и ставим на этом точку.