Лабиринт фараона   ::   Брюссоло Серж

Предназначенная для речного плавания, в море фелука плохо слушалась руля. Ануна измерила взглядом расстояние, отделявшее их от берега. Она подумала, что ни за что не доберется до него вплавь, если даже ей удастся освободиться от прикрепленного к ноге груза. Когда берег превратился в узкую желтую линию на горизонте, Анахотеп приказал вынести из трюма льняную ткань и разрезать ее на длинные ленты, чтобы обмотать его тело.

— Не могу же я рвать ткань зубами! — запротестовала Ануна. — Ведь для полной обмотки требуется сто пятьдесят локтей полос. Дай мне нож, или пусть эту работу выполняют солдаты!

Мозе выделил для этого двух солдат. Своими кинжалами они нарезали ровные полосы, которыми Ануна быстро обмотала тело Анахотепа. Ути бросал на нее жалобные взгляды, словно ожидая от нее помощи.

«Разве ты не понимаешь, что я ничего не могу для тебя сделать? — хотелось ей крикнуть. — Мы все пропали! Это судно — лодка мертвецов!»

Ануна действовала механически, воспроизводя движения, столько раз выполняемые ею в Пер-Нефере до того дня, как она влипла в эту историю, стоившую ей жизни. Дочь пустыни, песчаных барханов, пыльного ветра, она была напугана этой массой воды, этой жидкой бездной, которая, казалось, могла поглотить целый континент. Она с ужасом подумала, а не плавал ли в этих волнах и весь Египет; от этой мысли ей захотелось забиться в какое-нибудь темное место, чтобы избавиться от начавшегося головокружения. И эта бездонная пучина поглотит ее… Ее поглотит эта вода, поверхность которой, казалось, клокотала от едва сдерживаемой ярости… Обмотав номарха, она попросила солдат положить его в саркофаг. Ути пришлось подняться и стать подле гроба, так как он все еще был связан со стариком.

— Теперь, — послышалось из импровизированного саркофага, — приступай к погребению… Слышишь, Мозе?

— Это великая честь для нас, о сын Гора, — отозвался старый служака. — Пусть наши соколы летят к солнцу. Мы и мечтать не смели о таком славном конце.

Он тихо плакал, по его изрытому морщинами лицу струились крупные слезы. Стоило ему поднять руку, как два солдата с тяжелыми булавами поспешили в трюм и принялись пробивать корпус и днище судна. Удары сотрясали фелуку. За ними последовал треск, а затем ужасающий шум хлынувшей внутрь воды. Трюм начал заполняться. Море врывалось в проломы.

Солдаты затянули гимн военной доблести. Они стояли прямо, напряженные, не глядя на кипение водоворотов у них под ногами. Фелука, и так сидевшая низко, должна была плавно пойти ко дну. Охваченный паникой, Ути наклонился над саркофагом. Ему удалось-таки вытолкнуть изо рта кляп, и он зубами силился перегрызть кожаный ремешок, соединявший его с номархом. Разум его помутился от страха, и он уже не соображал, что грызет руку Анахотепа и что рот его полон кожи, мяса и крови старика.

Ануна босыми ногами почувствовала, как просачивается вода между досками палубы. Сначала — тоненькими ручейками, потом — фонтанчиками, быстро превращающимися в сплошную лужу. Все произойдет быстро, раз судно хорошо нагружено. К тому же люди Мозе пробивали борта симметрично, поэтому вода не скапливалась в задней или передней части и судно, не кренясь, тонуло в почти горизонтальном положении. Вода залила саркофаг Анахотепа; всплыли все оставленные на палубе предметы. Ануна приблизилась к Мозе. У нее был шанс выжить, если она сумеет завладеть его мечом, когда вода накроет его. Но она сомневалась в успехе.

Солдаты все пели, повернув глаза к солнцу. Ануна заметила, что некоторые из них привязали лодыжки к какой-либо части судна, чтобы не оторваться от него, когда оно начнет погружаться. Сам же Мозе привязал свою левую руку к рулю. Большие пузыри воздуха вырывались на поверхность изо всех отверстий корабля.