Медвежонок Джонни   ::   Сетон-Томпсон Эрнест

Медвежонок спустился немного ниже, быть может, для того, чтобы ее встретить или чтобы дерево не треснуло под их двойной тяжестью.

Сфотографировав эту интересную группу, я решил любой ценой получить снимок с более близкого расстояния. В первый раз за этот день я выскочил из своей норы и перебежал под самое дерево. Но эта перемена места была ошибкой, так как густые нижние ветви совершенно заслонили от меня медведей, сидевших у вершины.

Прижавшись к самому стволу, я всматривался вверх и выжидал момента, чтобы пустить в ход фотоаппарат. Вдруг Грэмпи стала спускаться, скрежеща зубами и угрожающе кашляя. Пока я стоял в нерешительности, сзади меня раздался чей-то голос:

— Сударь, берегитесь! Старая медведица нападет на вас.

Я обернулся и увидел молодого пастуха. Он проезжал мимо верхом на лошади как раз в то время, когда развертывались события.

— Вы знаете этих медведей? — спросил я, когда он подъехал ближе.

— Конечно, как мне их не знать! — отвечал он. — Этот малыш наверху — Джонни, а с ним его мать — Грэмпи. Она вообще добротой не отличается, а если ее Джонни попадает вот в такое положение, как сейчас, то с ней шутить нельзя.

— Мне бы хотелось сфотографировать ее, когда она сойдет вниз.

— Тогда вот что, — сказал пастух, — я останусь рядом с вами на лошади, и если медведица на вас нападет, думаю, мне удастся ее удержать.

Он стал рядом со мною, как было условлено, в то время как Грэмпи с грозным ворчаньем медленно спускалась с ветки на ветку. Но, почти достигнув земли, она вдруг перебралась на другую сторону ствола и, спрыгнув вниз, убежала, не попытавшись выполнить свою страшную угрозу.

Итак, Джонни остался один. Взобравшись на старое место, он жалобно заплакал: «Уа, уа, уа!»

Камера была наготове, и я уже собирался запечатлеть Джонни в его любимой позе, которую он принимал всегда, когда плакал, но вдруг он вытянул шею и стал кричать во все горло.

Взглянув в ту сторону, куда смотрел Джонни, я увидел, что прямо на меня идет Гризли, пока еще не начиная враждебных действий, но с очевидным намерением пройти все расстояние, отделявшее нас друг от друга.

Я спросил моего приятеля, пастуха, знает ли он этого медведя.

— Как не знать! Это старый Гризли, самый большой медведь в парке. Обыкновенно он занят только своими делами и никого не трогает, если его не тревожить. Но сегодня, вы сами видели, он сильно возбужден и может быть опасным.

— Мне бы хотелось его сфотографировать, — заметил я. — Если вы мне поможете, я сделаю попытку.

— Ладно, — ответил пастух поморщившись. — Я останусь на лошади и, если он нападет на вас, постараюсь его отвлечь. Я могу ударить его один раз, но второй раз мне вряд ли это удастся. Вам бы лучше взобраться на дерево.

Но так как единственное дерево поблизости было то, на котором сидел Джонни, предложение пастуха меня совершенно не прельщало. Я живо представил себе, как карабкаюсь наверх, к Джонни, а мать его преследует меня по пятам, в то время как Гризли поджидает внизу той секунды, когда Грэмпи сбросит меня прямо ему в лапы.

Гризли приближался. Я сфотографировал его в сорока шагах, затем еще раз

— в двадцати, а он спокойно продолжал шествовать ко мне. Я присел на кучу мусора и стал ждать. Восемнадцать шагов, семнадцать шагов, двенадцать, восемь… Он все еще шел, а Джонни кричал все громче. Наконец в пяти шагах от меня он остановился и наклонил свою страшную бородатую голову набок, чтобы рассмотреть, кто поднимает такой гам на вершине дерева. Это движение показало мне его в профиль, и я снова щелкнул камерой. При этом звуке он обернулся с таким ужасным рычаньем, что я замер на месте, думая, что пришла моя последняя минута. Некоторое время он смотрел на меня в упор, и я мог различить маленькие зеленые огоньки в его глазах.