Морская школа   ::   Коковин Евгений Степанович

Труд­но поправиться!

– Поправимся, дедушка, встанем на ноги, дай срок! Не тужи – завтра праздник. Вот на собрании все ска­жут, как восстанавливать будем.

Приехал Максимыч на собрание, прошел в зал и сел на заднюю скамейку. Недолго посидел – попросили его поближе пройти, и не в первые ряды, а прямо на сцену пригласили. Усадили смущенного деда за стол, покрытый красной материей. Не успел он опомниться и разглядеть сидящих с ним в президиуме, как слы­шит – председатель собрания говорит:

– На нашем собрании присутствуют старейшие моряки Архангельского порта Иван Васильевич Кули­ков и Андрей Максимович Красов.

В зале моряки так захлопали, что и голоса предсе­дателя не стало слышно. Видит Максимыч: сидящий с ним рядом человек поднялся. Посмотрел дед ему в ли­цо. О, да ведь это же и есть Иван Васильевич Куликов, машинист, с которым Максимычу когда-то целую нави­гацию на одном судне плавать пришлось! Постарел-то как, приятель!

По примеру Куликова поднялся со стула и дед Мак­симыч, разволновался, смотрит в зал на приветствую­щих его моряков и ничего не видит. Слезы, неждан­ные стариковские слезы застилают глаза и катятся по морщинистому лицу на усы и бороду.

Садится дед Максимыч, наклоняет пониже голову, чтобы не видели люди его небывалой слабости, и ду­мает: «До чего же ты, боцман, остарел! Слезу за глаза­ми держать не можешь… Опозорился перед народом…»

…А три дня назад приходил доктор и осматривал деда. На своем веку Максимыч не лечился у докто­ров. В больнице только один раз побывал, когда ногу ампутировали. Докторам платить нужно, а этот ничего не потребовал, выписал микстуру и, кроме того, заявил:

– Пришлем к вам на днях человека. Он мерку сни­мет, и закажем вам в Петрограде протез с металлическими шинами. Ваша деревяшка неудобна и даже вредна.

– А по какой же это будет цене? – полюбопытство­вал дед Максимыч.

– Вам, как инвалиду-пенсионеру, потерявшему но­гу и трудоспособность на работе, протез будет изготов­лен бесплатно.

Как потом стало известно, доктора вызывал отец Кости Чижова, узнавший от сына о болезни деда.

Сколько забот о старике, сколько почета! Ничего похожего не знал Максимыч раньше, и ни за что на свете не хочет он теперь помирать, когда такую спра­ведливую жизнь Советская власть налаживает. Жить захотелось, как никогда еще, кажется, не хотелось. И вдруг – болезнь, несносная, простудная, да еще в такое время, когда на рыбалку нужно ехать, натуру рыбацкую потешить, душу отвести.

Лежит дед и вздыхает, досадуя на свою старость и на свою болезнь. А за окном проходит тихая и прозрач­ная, с запахами недалекого моря величественная север­ная ночь.



ГЛАВА ВТОРАЯ

Я – ЧЕЛОВЕК!

На берегу Юроса, у устья речонки Еловуши, на лю­бимом месте ночевок деда Максимыча, горел огромный костер. Даже по пламени костра, метавшемуся широко и высоко, опытный соломбальский рыбак или охотник сразу бы сказал, что Максимыча тут нет. Дед не лю­бил большого огня. Опасно – лес можно поджечь. Да и к чему большой костер? Варка на нем плохая, балов­ство одно.

Деда и в самом деле на этот раз на рыбалке не бы­ло. Хотя он уже и пересилил болезнь, выезжать ему доктор пока не советовал.

У костра сидели три, конечно, бывалых и, конечно, опытных рыбака: я, Костя Чижов и Гриша Осокин.

Такой костер распалил Гришка. Разумеется, я про­тестовал, но стоило мне отвернуться в сторону, как Гришка, этот младенец в рыбацком деле, снова подбро­сил в огонь охапку сучьев. Пламя взметнулось вверх, а Гришка прыгал и визжал, как сумасшедший.

– Не смей баловаться! – сказал я строго. – Тут до избушки лесника рукой подать. Заметит – худо нам будет!

– Не заметит. Да и чего бояться, река рядом. Ми­гом весь костер в воду.

– Он злой, говорят, этот лесник, – сказал Костя. – Как его зовут?

– Григорием.