Не говори ты Арктике - прощай   ::   Санин Владимир Маркович

Чаще всего, убаюканный благоразумием, он так и продолжает дремать всю жизнь, и никому в голову не приходит, что этот скромный очкарик, который и мухи не обидит, что ни день переживает в своем воображении неслыханные приключения: только вчера вместе с Эдмоном Дантесом он бежал из замка Иф, а сегодня, несколько минут назад, расшвырял и распластал на земле дюжину хулиганов. Но как минимум в одном человеке из десяти авантюрист обязательно пробуждается, отбрасывает ко всем чертям благоразумие и, к ужасу родных и близких, возвещает, что отныне его ждут горы (льды, море, тайга). В разные исторические эпохи этот самый один из десяти либо надевает красный колпак и орет «пятнадцать человек на сундук мертвеца», либо с дюжиной таких же одержимых углубляется в неизведанные земли, либо переплывает на двухвесельной лодке в одиночку океан, либо карабкается для чего-то на горный пик, на вершине которого нечем дышать, либо мчится на собаках к полюсу…

Ввиду того что до меня и лучше меня гимн авантюристам пропел в своей «Бригантине» Павел Коган, добавлю только, что к этому великому и неистребимому племени бродяг я отношусь с исключительной симпатией и утверждаю, что без него наша жизнь была бы серой и скучной, как в монастыре, где главное развлечение – земные поклоны и хоровое исполнение псалмов. Правда, в наше цивилизованное время авантюристов называют романтиками, но суть дела от этого не меняется: авантюристы, или, бог с ними, романтики – это люди с особой, лишь им присущей группой крови, которые по-настоящему хорошо чувствуют себя лишь тогда, когда им плохо или, еще точнее, когда им очень трудно. И – обязательное условие! – наличие в этих трудностях опасности и риска.

Честно признавшись читателю в своей принадлежности к великому племени бродяг, продолжу вступительное слово.

Очнувшись с помощью «Метелицы» и Валерия Лукина от пятилетней дремы, мой авантюрист стал тихо и невнятно бормотать о своей последней поездке в Арктику. Акцент делался на слове «последней» – это не подлежало никакому сомнению. Жена, слушавшая сей бред с откровенным недоверием, напомнила, что и в прошлый, и в позапрошлые разы я с пафосом подчеркивал именно это слово. Тогда, чтобы связать себя по рукам и ногам, я решительно заявил, что назову свою книгу «Прощай, Арктика!», чем нисколько жену не убедил.

– А потом снова туда намылишься… Лучше уж не говори ты Арктике прощай.

– Как ты сказала?!

– Что ты снова туда намылишься.

– Нет, дальше!

– Не говори ты Арктике прощай. А что?

Так жена придумала мне название этой книги [1] . И благословила в путь без особых отговариваний и драм. Впрочем, ничего другого я и не ожидал. «Кровь!» – как заметил у Булгакова Воланд. А по крови моя жена родная племянница Глеба Травина – «человека с железным оленем», который в начале тридцатых годов в одиночку прошел и проехал на велосипеде восемнадцать тысяч километров советского арктического побережья – подвиг, который вряд ли кому-нибудь удастся повторить [2] .

Итак, я отправился в Арктику, возвратился домой и сижу за письменным столом. Сижу, битком набитый впечатлениями, с ворохом блокнотов и записей, оставшихся неиспользованными еще с предыдущих экспедиций, и еще не зная, с чего начать.

Решил я пока только одно: книга будет строго документальная. Другими словами, постараюсь по возможности говорить правду, и только правду. Почему «по возможности»? А потому что не люблю выносить сор из избы: о человеке, с которым преломил хлеб, который пододвинул тебе свой котелок и обогрел тебя, – или хорошо или ничего. За двадцать лет странствий по высоким широтам полярники привыкли ко мне, считают за своего и говорят в моем присутствии всё, уверенные, что я не использую во вред их откровенность.

Поэтому – «по возможности». Нет, врать я не стану, но об иных событиях и людях просто умолчу.

И последнее.