Ночные гоцы   ::   Мастерс Джон

— Но когда остальные увидели, чем закончилась битва, они тайно от меня взяли лодку и уплыли. Они знали, что я не отступлюсь. Измена, двойная измена — потому что гондварские полки сражались против нас. Мы знали, что нам не взять переправу. Ее должны были нам сдать.

— Бенгальские полки не сражались ни на чьей стороне, Шумитра. Прошлой ночью их разоружили, а Гирдхари Лалла расстреляли из пушки.

Она вздрогнула:

— Это все ты, и эта бледная немочь. Только ты и мог догадаться… А уланы?

— Были верны соли, которую ели.

— Верны своей измене!

— Верны самим себе. Теперь это не важно. Шумитра, тебе надо сдаться. Твое войско погибло…

— Я соберу еще одно!

— Чтобы плодить новых вдов? Лалкот больше не будет тебя поддерживать; другие князья тоже не станут вмешиваться. И сикхи не станут, если вообще собирались. [141] Все зависело от этого сражения — они наверняка говорили тебе об этом во время охоты на тигров. Сражение проиграно. Твои собственные подданные ненавидят тебя. Они помогали нам всем, чем могли. Как ты думаешь, как могли я, две женщины и ребенок преодолеть сотни миль по твоим владениям и добраться до Гондвары — больные, беспомощные, голодные и без гроша? Пролито слишком много крови. Раньше я думал, что знаю, что надо Индии. Теперь я так не думаю. Я не знаю, кто должен это решать — так много у нее голосов. Бедняками руководит невежество и нищета, такими, как ты — зависть, нами… не знаю. Но одно я знаю точно — и ты, и твои кровавые козни, из-за которых все это началось — это надо прекратить. Твоя армия уничтожена; и ты погубила мой полк. Если бы я мог, я заставил бы тебя пойти посмотреть на то, что от него осталось…

— Перестань! Перестань!

— И это еще не самое худшее. Люди — и белые, и черные — превратились в диких зверей. Серебряный гуру это предвидел. Индия никогда не оправится от ненависти, и чем дальше, тем будет хуже. Может, возникнет и что-то новое и лучшее — Бог знает. Но тебе надо сдаться. Мы с Кэролайн можем подтвердить, что ты не виновата в резне в крепости. Ты больше никогда не будешь править Кишанпуром, но твой сын еще сможет — если ты поможешь нам, пока мы нуждаемся в помощи. Долго это не продлится. [142]

Подчиняясь натиску его слов, она затихла, и он увидел, что она не изменилась. По-прежнему свет и тень, буря и покой, любовь и ненависть мгновенно сменяли друг друга, и все отличались беспредельной силой, и выражались в каждом ее движении и слове. Она сказала:

— Ты позаботишься о моем сыне?

Он не поверил своим ушам.

— Да, о моем сыне, о радже, который стоит и ест чапати из рук лишенного касты туга! О радже Кишанпура, влыдыке Гондвары, наместнике Нербудды, князе гор Синдхия, повелителе вод Кишана, и Кена, и Бетвы!

Ее била крупная дрожь. Родни медленно ответил:

— Я позабочусь о нем, если ты этого хочешь. Я воспитаю его вместе с собственным сыном. Мы с тобой никогда не понимали друг друга, но у них все может быть по-иному. Может, это и нужно.

— Обещай мне! Потому что другой надежды для него нет. Я знаю, все, что ты сказал о восстании — правда. Вы победите, нас уничтожат. Великое дело было проиграно вчера на закате — из-за тебя. И сегодня утром — из-за нескольких улан.

— Они были выше любого дела, — спокойно перебил он. — Они сделали только то, что должны были, чтобы жить в мире с самими собой.

Она взмахнула руками.

— Но восстание будет продолжаться до тех пор, пока я и те, кто последовал за мной, не будут стерты с лица земли. Для меня нет иной судьбы. Мой повелитель, я не могу отступить, чтобы выжить и превратиться в укутанную в шелка и обвешанную алмазами куклу. Все уже решено и мои дни сочтены. Я вижу свою дорогу и знаю, куда она ведет.