Остров мужества   ::   Радзиевская Софья Борисовна

Старший немного помедлил, говорить не начинал, глядя на него и остальные молчали. Алексей Химков много лет уже ходил на карбасе кормщиком добывать морского зверя, а такая лихая беда случилась с ним в первый раз. И надо же было: взял в плаванье меньшого сына, Ванюшку, хотел приучать к морскому делу. Остальные двое тоже молоды, тоже глядят на него с надеждой — нельзя ему, старшему, голову вешать, духом пасть. Алексей затаил в груди вздох и выпрямился.

— У кого какой припас есть, выкладывай, — проговорил он так спокойно, точно сидел в своей избе на лавке. — Поглядим, чем на всю зимушку богаты будем. Духом крепче держитесь. Четверо нас, не в одиночку бедовать.

Он первый вытащил из-за пояса топор, положил на стол, за ним кремень, огниво и нож в крепких кожаных ножнах.

— Нож и у меня есть, а боле ничего нет, — проговорил Фёдор хмуро, но, положив нож на стол, с удовольствием его оглядел. Нож, и правда, был хоть куда: рукоятка медная, при ножнах кольцо тоже медное, к поясу привешивать. Ванюшка на него загляделся: у отца и то не такой ладный.

Степан живо повернулся, вытянул из-за спины с нар своё ружьё, положил на стол, любовно провёл рукой по стволу, словно кого живого приласкал, такая у него была привычка.

— На счастье ты его с карбаса захватил, — кивнул Алексей. Кабы не оно — может, мы бы сейчас тут не сидели.

— А наметил-то как! Прямо в глаз! — не удержался Ванюшка и вспыхнул в смущении: ведь к большим в разговор ввязался.

— А чего же не попасть, когда он сам мордой на пищаль налез, — отшутился Степан. Но тут же вздохнул, покачал головой. — Припасу поболе взять надо было. Не думалось, что карбаса нам не видать.

В роговой пороховнице пороха оказалось на двенадцать зарядов и столько же пуль-самоделок в кожаном мешочке у пояса.

Ванюшка заморгал было глазами, да вовремя покосился на Степана, сдержал слёзы.

— Тять, — робко проговорил он. — А у меня и вовек ничего нету. Я чего же буду делать? А?..

— Пáсти [4] на ошкуев ставить, — весело подмигнул ему неугомонный Степан. — Их здесь видимо-невидимо, как курей. И ходить далеко не придётся, сами в избу просятся. Благодать!

— Не болтай лишку, — недовольно остановил его Фёдор. Одной беды посбылись, гляди, другой не накличь.

Степан взглянул на Фёдора, но смолчал, хоть и далось ему это нелегко: по живости своей он с трудом старался сидеть за столом спокойно. Фёдор давно ему досаждал. «Ему и при солнышке день тёмный», — досадливо подумал он.

В избе потеплело, все сняли шапки и верхнюю одежду. Стало видно, что у Степана волосы завиваются задорными колечками. От этого он казался чуть не ровней Ванюшке, хоть и был на десяток лет старше. И глаза карие с золотинкой, в них весёлая смешинка прячется. Степан славился удалью и меткостью стрельбы, любил при случае и прихвастнуть. Но сейчас хвастовства на требовалось, всем видно: огромная медвежья шкура закрывала нары и ещё на пол краем свешивалась.

— Нож ещё вот, — спохватился Степан и отцепил от пояса ножны не хуже Фёдоровых. — Без ножа человеку, пропасть, — договорил он. — Правда, Ванюшка?

Ванюшка досадливо мотнул головой, даже губу закусил от обиды. «И надо ему душу бередить. Ишь, дразнится, знает ведь, у меня…» Но тут Ванюшка даже в мыслях споткнулся: это что ж Степан делает? Говорит, а сам рукой чего-то шарит за пазухой. Достал… на стол кинул… Ой!

Ванюшка и дышать перестал, а Степан, улыбаясь, говорит:

— Хватай живее, а то назад заберу, коли тебе не требуется.

А на столе лежит… ещё нож, другой, не в такой богатой оправе, всё ж настоящий, охотницкий.

Ванюшка медленно протянул руку, а сам не оторвётся от Степановых глаз.

— Стёпа, — сказал тихо с трудом, — неужто, правда, мне даёшь?

— Кривда — засмеялся Степан. — Бери, говорю, теперь ты груманлан настоящий.