Первобытный поэт   ::   Лондон Джек

Ты самый настоящий глупец!

О к и А н:



Ты самый настоящий глупец!

Племя:



Он самый настоящий глупец!

А к:



Да, он глупец. Однако продолжай, Оун, расскажи нам о колючках от каштана.

О у н:



Я начну снова:

Светлый день уходит куда-то…



А к:

Смотри, не скажи «куда-то, куда-то, куда-то»!

О у н:



Я твой слуга. Позволь мне продолжать, и племя пусть порадуется.

А к:



Говори!

О у н:



Я начну еще раз:

Светлый день уходит куда-то, Становится грустно, грустно…

А к:



Я же приказал, чтобы слово «грустно» ты говорил только один раз. Неужели ты хочешь, чтобы Ок и Ан избили тебя дубинками?

О у н:



Но если я так слышу эту песнь — «грустно, грустно…»

А к:



Если ты еще раз понапрасну повторишь «грустно», я прикажу отвести тебя к священному камню.

О у н:



Нет, нет! Я твой слуга. Только послушай меня:

Светлый день уходил куда-то, Становится грустно.

Ох! От этого мне еще более грустно, чем в ту ночь. Ведь песнь эта…

Ак:



Эй, Ок! Ан! Возьмите-ка свои дубинки!

Оун (торопливо):



Нет, нет, смилуйся! Я начну снова:

Светлый день уходит куда-то, Становится грустно.

И… И…

Ак:



Глупец, ты все забыл! Ала, смотри, какой он глупец.

Ок и Ан:



Он глупец!

Племя:



Он глупец!

Оун:



Нет, я не глупец! Вы же никогда не слышали такой песни. Люди, ведь раньше, когда вам хотелось петь, вы только скакали вокруг священного камня, били себя в грудь и кричали: «Хэй, хэй, хэй!» Когда была большая луна, вы тоже кричали: «Хэй, хэй, хэй!» А моя песня из слов, из тех самых, какими вы говорите. Это же чудо! Можно сесть у пещеры и, глядя, как уходит с неба свет, снова и снова напевать ее!

Кто-то из племени:



Он так и делает: сидит у пещеры и поет, а мы дивимся, особенно женщины.

Ак:



Молчать!.. Когда я хочу, чтобы женщина удивилась, я показываю ей, как могу размозжить волку голову, или бросить большой камень, или крепко схватить ее руками, или принести домой много мяса. Что же еще делать мужчине? Я не потерплю тут каких-то песен.

Оун:



И все же позволь мне спеть племени песню. Такую, какую никто не слышал. И тогда они будут восхвалять тебя, ибо тот, кто создал эту песнь, — твой слуга.

Ак:



Ну что ж, мы согласны послушать песню.

Оун (обращаясь лицом к людям):



Светлый день уходит куда-то, Становится грустно…

Но шепчут мне белые звезды, Что он непременно вернется.

О звезды — осколки дня!

Ак:



Он с ума сошел. Где ты слышал, чтобы звезды шептали? Разве Ал, твой отец, слышал, как шепчут звезды, когда лазал на деревья? Ты это от него знаешь? И что из того, что звезда — осколок дня? Ведь свет звезды бесполезен. Ты глупец!

Ок и Ан:



Ты глупец!

Племя:



Он глупец!

Оун:



Но именно эти слова родились во мне. Тогда мне казалось, что я вот-вот заплачу, хотя меня никто не ударил. И я был так счастлив, хотя никто не подарил мне мяса.

Ак:



Ты сошел с ума. Какая нам польза от звезд? Разве они показывают нам дорогу к берлоге медведя или туда, где ходят стада оленей? Или они разламывают кости зверей, чтобы мы могли высосать мозг? Разве они говорят нам что-нибудь? Вот подождем ночи, и люди залягут между камнями и станут слушать и узнают, что звезды не могут шептать… Однако, может быть, они и в самом деле осколки дня? Это очень серьезный вопрос.

Оун:



Звезды — это осколки луны.

Ак:



Что ты еще болтаешь? Как могут быть они осколками двух разных вещей? Кроме того, о луне ничего не говорится в твоей песне.

Оун:



Я сложу новую песню. Мы научились делать разные вещи из дерева и камня, но песня делается из ничего. Эй, вы! Я могу делать вещи из ничего! И еще я знаю, что утром звезды падают и превращаются в росу.

Ак:



Довольно о звездах! Может быть, песня — хорошая вещь, если бы в ней говорилось о том, что все знают.