Под барабанный бой   ::   Буссенар Луи Анри

 — Не хочу утонуть.

Капрал сильно толкнул солдата в спину и прыгнул сам. Оба оказались по пояс в воде. Остальные последовали за ними, поднимая в воздух мириады брызг. На другом берегу кипел бой. Французам предстояло сразиться с сильным и умелым противником.

Франкур рассмеялся и ударил кулаком по воде. Тысячи мельчайших капелек с шумом взметнулись вверх.

— Как выражается наш повар, мы сделаем из них котлетки…

Горнисты не переставали играть:

Там выпить будет глоток

Наверху!

Там выпить будет глоток!

Воодушевленные маршем, зуавы быстро выбрались на высокий берег и, перескочив через дорогу, оказались в гуще вражеских войск.

— Коли! Коли!

Скрежет металла перекрывали яростные крики наступавших и душераздирающие стоны умирающих. Австрийская колонна на протяжении ста метров оказалась выведенной из строя. Зуавы рубили саблями направо и налево, сбрасывая неприятельских солдат кого в канал, кого в реку. Десятитысячная дивизия Бурбаки [10] , сосредоточенная на правом берегу Сезии, была спасена.

Но Пьемонтской дивизии, засевшей в Палестро, угрожала вторая австрийская колонна. Радуясь первому успеху и все более распаляясь, зуавы двинулись на помощь союзникам. Франкур, шагавший рядом с сержантом-горнистом, произнес:

— Знаешь, мне сегодня полагается медаль.

Питух остановился, чтобы перевести дух.

— Рад за тебя, земляк!

— И я получу ее, если только австрияки не свернут мне шею.

— Что ж, давай. А я исполню ригодон [11] в твою честь.

— Думаю, за это надо выпить.

— У меня есть вода и кофе, что тебе больше по душе?

— Фу, шляпный сок… В моей фляге есть кое-что получше — водка… Молоко тигра! Держи, свистун!

— Я капельку, а потом — тебе, Обозный!..

— О! У меня разламывается голова от грохота пушек, — простонал толстяк.

— Это бывает, — успокоил его горнист. — В дни сражений всегда мучает мигрень [12] и пересыхает глотка.

— Живей, пошевеливайтесь! Мерным шагом! — Вскоре показались постройки большой фермы Сан-Пьетро, из которых австрийцы вели наблюдение за Палестро. Стреляли отовсюду, будь то жилой дом или хлев. Пламя и дым вырывались из бойниц, проделанных в стенах строений.

Четыре раза поместье переходило от австрийцев к пьемонтцам. Сейчас оно вновь было в руках захватчиков. Тела убитых устилали землю.

— Смотри-ка, — воскликнул Франкур, указывая на трупы, — берсальеры! Их называют «пешими охотниками Пьемонта». Похоже, они стали жертвами жестокой схватки.

Берсальеры слыли превосходными воинами. В бою с превосходящими в несколько раз силами австрийцев многим из них пришлось сложить головы.

Зуавы ураганом налетели на ферму. Каждое строение было подвергнуто интенсивному обстрелу, а затем тщательно осмотрено от подвала до чердака. Не ожидавшие такой яростной атаки австрийцы обратились в бегство.

Сквозь адский шум послышался громкий голос:

— Эй, «шакалы», подбросьте-ка огоньку для этой хибары! Поджарим ее как следует! — крикнул капитан Ларош Франкуру и Обозному.

— Сейчас, мой капитан, — ответил капрал.

Франкур насадил охапку соломы на кончик штыка, поджег и бросил на гумно [13] . Товарищи последовали его примеру. Через пять минут все хозяйственные постройки полыхали. Однако жилой дом оставался нетронутым. Чтобы отбить у врага охоту возвращаться, необходимо было спалить и его.

Капрал схватил новый пучок соломы и вбежал в открытые двери. В комнатах царил страшный беспорядок. Все было перевернуто вверх дном, разбито, растоптано. Семейные реликвии [14] , бережно хранимые и передаваемые от отца к сыну, портреты, некогда украшавшие стены дома, где в мире и согласии жило не одно поколение, теперь представляли собой бесформенную груду хлама, среди которого лежали умирающие и истекающие кровью австрийцы.