Под знаменем быка   ::   Сабатини Рафаэль

— Господин мой, у вас же нет плаща! — голос его переполняла забота о ближнем. — Ночь такая стылая, а вы без плаща!

— Не волнуйтесь, ваша светлость, слуги найдут мне плащ, — ответил венецианец и уже повернулся к Капелло, чтобы отдать соответствующее распоряжение.

— Подождите, — остановил его Чезаре, взял свой плащ из рук пажа. — Раз уж вы потеряли свой плащ в моих владениях, да еще стараясь сохранить мне верность, позвольте мне заменить его БОТ этим одеянием. Пусть этот дар послужит также знаком того уважения, что испытываю я и к вашей светлости, и к Республике, которую вы представляете.

Синибальди отступил на шаг, и один из пажей потом сказал, что лицо его перекосилось от страха. Он заглянул в глаза герцога и, возможно, уловил слабый отсвет насмешки, которая, как показалось Синибальди, прозвучала в словах Борджа.

Синибальди, как уже заметил читатель, хватало ума быстро анализировать ситуацию, потому-то он и сумел переложить на свой лад историю с ранением Грациани, Вот и сейчас, получая бесценный дар, он сразу понял, что все это значит.

Герцога не обманула сочиненная им сказочка. Герцог с самого начала знал правду. И дружелюбие герцога, вызванное, как он полагал, страхом перед могуществом Венеции, не более как притворство, игра кошки с мышкой, пролог к завершающему удару.

Все это открылось Синибальди только теперь, когда он уже угодил в западню, куда заманили его хитростью и тонкой лестью. И выхода из нее для него не было. Ибо что он мог сказать? Разве мог он признаться, что, надевая плащ, подвергает себя смертельной угрозе? А как еще мог он отказаться от предложенной чести?

О том, чтобы не принять плащ, не могло быть и речи. Отклоняя дар правителя, да еще такого могущественного, как герцог Валентино и Романьи, он, чрезвычайный посол, наносил последнему оскорбление, причем не только от себя лично, но и от своей Республики.

По всему выходило, что куда ни кинь, везде клин. А герцог, улыбаясь, смотрел на него, протягивая плащ, несущий с собой неминуемую смерть.

Ругая Капелло последними словами, естественно, про себя, Синибальди обрел мужество в надежде. Прикинул, что после случившегося этим вечером заговорщики едва ли будут придерживаться намеченного плана. Скорее всего они отложат покушение до лучших времен. А случай разделаться с Чезаре наверняка представится.

За эту надежду он и схватился, как за соломинку. В конце концов, никаких фактов у Чезаре не было. Иначе герцог без колебания принял бы более решительные меры. Действия его основывались лишь на подозрениях, которые он и хотел проверить. А если, как и надеялся Синибальди, Раньери и его сообщники не выступят в эту ночь, Чезаре не останется ничего другого, как заключить, что подозрения его беспочвенны.

Такими вот рассуждениями укреплял Синибальди свой дух, понятия не имея о том обещании, что дал Борджа принцессе. К нему вновь вернулась прежняя уверенность. Да и колебания его длились лишь мгновения. Бормоча слова благодарности, он позволил надеть на себя плащ и украшенный мехом горностая берет Чезаре Борджа. Герцог настоял и на этом, дабы Синибальди не простудился на холодном ветру.

А болван Капелло видел лишь то, что происходило у него перед глазами. И наблюдая чуть ли не за раболепством Чезаре Борджа перед Республикой, он уже начал обдумывать строки письма в Совет Десяти , в котором намеревался подробно изложить события этой ночи.

Итак, принц уселся в седло, а герцог встал у стремени лошади, словно простой конюх. И посмотрел на Синибальди снизу вверх.

— Лошадь эта очень живая, мой господин, настоящее дитя пустыни. Но я прикажу моим грумам постоянно находиться поблизости на случай, что она вдруг заупрямится или чего-то испугается.