Подземная Москва   ::   Алексеев Глеб Васильевич

Он жил в Венеции, он был богат и знатен, и есть указания, что даже константинопольская царевна София Палеолог, которая стала женой Ивана Третьего и которая — заметьте! — приехав в Россию, привезла с собой библиотеку, знала его еще в Италии. После отъезда Софии он, знаменитый мастер и гордость своего отечества… за десять рублей в месяц едет в Москву… строить для царя Ивана Третьего Успенский собор, и Кремль, и подземные ходы под ним. А сто лет спустя его труп и на нем вот эти первые монеты, которые чеканил он же для Московского государства, находят в подземелье несчастные пленники царева внука…

— Так что же? — воскликнул Боб. — Книги Софьи или сама Софья?

— Я не знаю, что могло его привести сюда! Я боюсь сделать какой-либо вывод. Может быть, книги!.. Да, да, пожалуй, конечно, библиотека, но разве он спустился бы сюда один, без провожатых, если он думал завладеть ею? А может быть, волей царя Ивана сбросили слишком пылкого итальянца, который однажды не успел вовремя отвести влюбленного взора с лица московской царицы…



ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЕРВАЯ

«НЕВЕДОМОЕ СОКРОВИЩЕ»

— Прошу вас, — сказал археолог, протягивая пальцы за браслетом.

— О нет! Это я вам не отдам… Это — мое, — вскричал Боб, — и по праву находки, и по праву…

— Как все, что мы здесь обнаружим, — строго сказал археолог, — браслет принадлежит Советскому государству, и я должен его сегодня же, вместе с шишаком, шпагой, монетами и образцами костей, сдать в Исторический музей…

— Павел Петрович, — захлебываясь слюной, заговорил этот спокойный, всегда выдержанный и, в сущности, совершенно неизвестный юноша. В первый раз археолог разглядел его внецшость. В свете фонариков Боб — в широкой берсалино [46] над презрительным изломом бровей и смолью волос — чем-то напомнил вдруг того, перед чьей могилой они сейчас стояли. Смутная догадка уколола Мамочкина.

— Послушайте, — испугался он, — вы кто?

— Я — Бембо Форонди… Я итальянец, но все мои предки жили в Казани, где, если вы помните, Иван Грозный убил последнего Фиораванти, внука строителя. В революцию я уехал в Болонью, в ней я раскопал историю своей родословной и вот… Павел Петрович, я имею некоторые основания полагать, что моя фамилия была искажена временем и что настоящая моя фамилия…

— Вот оно что! — присвистнул Мамочкин.

— И вот… — тут Боб заговорил с величайшим волнением, — вы, конечно, знаете старинный храм императора Адриана в Риме! Теперь в нем помещается биржа, а над входом, в который прежде величественно входили императоры и жрецы, сейчас красуется жирная отчетливая надпись: «Камера ди комерссиа». Одиннадцать колонн поддерживают этот храм-биржу… И вот четыре иа них источены временем и пошатнулись… Тогда мне показалось, что, владей я чудесным секретом моего предка, я смог бы, как он, выпрямить колонны или перетащить их в другое место вместе с храмом…

— А зачем?, — рассеянно спросил археолог. — Я предпочел бы, чтобы они рухнули вместе с биржей. Нет, мой дорогой потомок Аристотеля! Браслет я вам все-таки не отдам. Итальянцы не сумели уберечь Аристотеля, поэтому не могут рассчитывать и на его наследство… Тем более у нас самих есть что выпрямить… Если вы сумеете разобраться в этих черных царапинах — поезжайте в Самарканд. Там накренился минарет большой мечети, которую собираются отвести под школу. Его скрепили стальным обручем, но, конечно, он рухнет… Биржа или школа, мой друг, — тут нечего выбирать!..

И, вытянув из руки Боба магический браслет, Мамочкин бережно засунул его в карман своего пиджачишки…

Они двинулись дальше по темному краю пещеры. Позднее Мамочкин так и не смог восстановить маршрута этого пути.