Проезжий   ::   Ламур Луис

От погони можно сбежать или устроить охоту на погоню, но нельзя скрыться от того, чего не видишь и не чувствуешь. Тревога не покидала меня.

Слева от тропы тянулись горы. У их подножия трепетали осины вперемежку с высокими раскидистыми соснами. Там, в лесу; что-то заунывно скрипело, звук проносился мимо меня и тонул на пустынной каменистой равнине. Дорога стала лучше. Видимо, здесь прошел обоз — виднелись следы от колес.

Вот теперь я почувствовал, как голоден. Для меня не было новостью пропустить пару трапез, но я пришел в бар уже с пустым желудком, надеясь там смыть пыль с горла и поесть до отвала. Но прошло уже двое суток с тех пор, как я ел в последний раз, и мой живот уже начал думать, не перерезали ли мне горло.

Я ехал вдоль ручья, когда впереди на возвышенности заметил большой сарай, несколько стогов сена, а потом и другие постройки. Подъехав ближе, я убедился, что передо мной дом с пристроенным верхним этажом. Внизу находилась конюшня с лошадьми и двумя коровами в отдельном загоне.

Открыв чехол винчестера и сняв с ремня шестизарядную винтовку, я остановился перед домом, слез с лошади, привязал ее у амбара, подошел к двери и постучал. Никто не ответил, хотя дверь была заперта изнутри. Через некоторое время я снова легонько постучал, и на сей раз до меня донесся звук легких шагов. Потом послышался женский голос:

— Кто там? Что вам нужно?

Ну что я мог ответить? Что я бродяга, который пытается улизнуть от веревки?

— Проезжий, мэм, я ничего не ел уже двое суток. Не разрешите ли вы войти в дом?

Я перевел взгляд на ворота. Их створки немного расходились, так как верхняя петля болталась. Эта петля не играла большой роли, но тем не менее кто-то ошибся, вытачивая самодельную петлю.

— Значит, вы хотите есть?

— Правильней сказать: умираю от голода.

Дверь открылась.

— Входите, пожалуйста.

Сняв шляпу, я провел руками по волосам. В ее голосе слышалось что-то… что-то, чего я не мог определить.

Но это меня насторожило. Войдя в дверь, я задержался на пороге, выжидая, выбил шляпу о штаны и огляделся.

Залитая солнечным светом комната, в которой я находился, сияла безупречной чистотой. На окнах висели шторы, на стульях лежали аккуратные подушки. Донышки медных кружек блестели как зеркала. Внутри дома все оказалось полной противоположностью тому, что я видел снаружи. В некоторых местах в заборе не хватало реек, и многое требовало ремонта.

Женщина, высокая, статная, со светлыми густыми волосами, связанными в узел на затылке, стояла у огня, но, когда я сделал шаг, она повернулась, строго посмотрела на меня и произнесла:

— Пожалуйста, входите же. У меня — у нас — не часто бывают гости.

У нас? Я бросил взгляд по сторонам, но никого не увидел, почувствовал себя неловко, неожиданно вспомнив, что не брился целую неделю и волосы мне не мешало бы причесать.

— Я просто ехал мимо, мэм… прибыл издалека… моя лошадь устала, — лепетал я, тиская шляпу в руках.

— Присаживайтесь. Должно быть, вы проделали долгий путь, у нас поблизости нет других ранчо.

На стене торчал деревянный колышек, и я повесил на него шляпу, еще раз пожалев о том, что не побрился.

Она была прекрасна. В женщинах, обладающих истинной красотой, есть что-то такое, что отпугивает мужчин. Хорошенькая девушка просто согревает, ласкает взгляд. Но при виде действительно красивой женщины у мужчины язык прилипает к нёбу и он готов бежать. Передо мной стояла именно такая женщина. Она напоминала греческую статую, вот только лицо не такое полное, но черты его отличались тем же классическим совершенством, а гладко зачесанные золотистые волосы украшал всего лишь один легкий завиток.

Однако в ее прекрасных глазах где-то глубоко таилась печаль, и тени залегли вокруг них.

— У нас редки гости. Я рада, что вы проезжали мимо.