Седьмой свиток   ::   Смит Уилбур

Трое мужчин сидели за столом с таким видом, словно одна мысль о разлуке с коронами была для них мукой. Уолш кивнул своим подчиненным, они послушно поднялись и с явной неохотой вышли наружу.

— Сколько? — отрывисто спросил американец, как только дверь закрылась.

— Пятнадцать миллионов долларов США, — ответил Николас.

— По семь с половиной «лимонов» за штуку?

— Нет, пятнадцать «лимонов» за каждую. Тридцать за две.

— Вы что, спятили? — резко повернулся к нему Уолш.

— Некоторые так считают, — улыбнулся англичанин.

— Сделайте скидку, двадцать два с половиной.

— Без торга, — покачал головой Николас.

— Будьте разумны, Харпер!

— Разумность никогда не была моей сильной чертой. Мне очень жаль.

— Мне тоже жаль. — Уолш поднялся. — Может, в следующий раз, Харпер.

Он сцепил руки за спиной и двинулся к двери. Когда он открыл ее, Николас проговорил ему вслед:

— Мистер Уолш!

— Да? — с готовностью повернулся тот.

— В следующий раз вы можете звать меня Николас, а я вас — Питер, как старого друга.

— Это все, что вы хотите сказать?

— Разумеется. А что еще? — удивленно посмотрел на него англичанин.

— Черт бы тебя подрал, — сказал американец, возвращаясь к столу.

Он вздохнул, поджав губы, помолчал, а потом спросил:

— Ладно, в каком виде вы хотите деньги?

— Два безотзывных чека. Каждый на пятнадцать миллионов.

Уолш поднял трубку и уныло велел секретарше:

— Пожалуйста, попросите старшего менеджера, месье Монфлери, подойти сюда.

Николас сидел за столом в своем кабинете в «Куэнтон-Парке» и смотрел на обшивку, закрывающую стену напротив него. Хотя эти панели были из католического аббатства, разогнанного Генрихом VIII в 1536 году, и куплены его дедушкой почти сотню лет назад, здесь их установили недавно.

Харпер потянулся и нажал скрытую кнопку пульта управления под крышкой стола. Часть обшивки плавно отъехала в сторону, и взгляду открылось бронированное стекло музейной витрины, встроенной в стену за ним. В тот же момент автоматически включилась подсветка. Галогенные лампочки разместили так, чтобы они не отражались от стекла, не отвлекали внимание, а, наоборот, представляли наблюдателю двойную корону и золотую посмертную маску Мамоса во всем величии.

Николас налил себе виски и, прихлебывая его, наслаждался чувством собственности. Но через некоторое время он понял, что ему чего-то не хватает. Англичанин взял со стола ушебти Таиты и заговорил с ним, словно тот был жив.

— Ты ведь знал, что такое одиночество, верно? — негромко спросил Харпер. — Ты знал, что такое любить человека, которого тебе никогда не получить?

Николас поставил статуэтку и придвинул к себе телефон. Он набрал международный номер. После третьего гудка трубку сняли и заговорили на арабском:

— Это приемная директора Департамента древностей. Чем я могу вам помочь?

— Можно поговорить с доктором Аль Симма? — спросил он на том же языке.

— Пожалуйста, подождите. Я соединю вас.

— Доктор Аль Симма. — От ее голоса у него мурашки побежали по коже.

— Ройан, — проговорил Николас и почувствовал в последовавшем молчании бескрайнее удивление.

— Ты, — прошептала она. — Не думала, что когда-нибудь тебя услышу.

— Я просто хотел поздравить тебя с назначением.

— Ты обманул меня, — сказала Ройан. — Ты подменил содержимое ящиков.

— Как сказал кто-то из мудрых, друзей проще всего обмануть — они не ожидают подвоха. И кому, как не тебе, об этом знать, Ройан.

— Разумеется, ты их продал. Ходят слухи, что Питер Уолш заплатил двадцать миллионов.

— Тридцать, — поправил ее Николас. — Но только за синюю корону и немее. Прямо сейчас передо мной красно-белая корона и посмертная маска.

— Значит, ты оплатил потери синдиката «Ллойда». Должно быть, чувствуешь немалое облегчение.