Серебряный каньон   ::   Ламур Луис

Пока я падал, он двинул меня еще раз; из-за этого свирепого удара я свалился не ничком, а рухнул навзничь. Он уселся на меня верхом, придавив к земле всеми двумястами шестьюдесятью фунтами, и, прижав мои руки коленями, принялся дубасить по лицу и голове. Наконец он встал, отступил на шаг и пнул меня под ребра.

— Если ты в сознании, слушай. Меня зовут Морган Парк, и я женюсь на Мойре Макларен.

Губы у меня были в крови и распухли, а в голове клубился туман.

— Врешь, — ответил я.

Он пнул меня еще раз и ушел, насвистывая.

Кое-как мне удалось перекатиться на живот, подтянуть руки и встать на колени. Я добрался до стены почтовой станции и лег там; из разбитых губ и ссадин на лице сочилась кровь, а в голове гремел большой барабан.

Избил он меня жестоко. Ничего подобного не приключалось со мной с детства, а таких ударов я не получал вообще никогда. Кулаки у него, похоже, были из дубовых корневищ, а руки — из толстенных сучьев.

Каждый вдох давался мне с трудом; я был уверен, что сломано, по крайней мере, одно ребро. Но мне все равно надо было ехать. Нахваставшись в Хеттен-Пойнте, я не мог допустить, чтобы Мойра Макларен увидела меня валяющимся на улице, как побитая собака.

Я нащупал руками угол здания, подтянулся и встал на ноги. Шатаясь и придерживаясь за стены, я прошел вдоль станции и добрался до конюшни. Оседлав Серого, я забрался в седло и подъехал к воротам. Улица была пуста… Никто не видел, как меня избили, Моргана Парка сейчас нигде не было видно. С минуту я сидел на лошади — как раз под фонарем, висевшим над воротами. И тут открылась дверь заведения мамаши О'Хары, и на пороге появилась Мойра Макларен.

Спустившись по ступенькам, она подошла ко мне и остановилась, с каким-то благоговейным удивлением разглядывая мое распухшее и окровавленное лицо.

— Итак, значит, он вас нашел. Всякий раз, когда кто-нибудь надумает подойти ко мне, он тут же узнает об этом. И всегда это кончается одинаково. Теперь вы сами убедились, Мэтт, что жениться на Мойре Макларен не так уж просто. — В голосе ее прозвучала нотка чуть ли не сожаления. — А теперь вы нас покидаете?

— Ненадолго… Я вернусь за вами. И за тем, чтобы задать трепку Моргану Парку.

— Опять хвастаетесь. — Голос ее сразу же стал холодным, в нем прозвучали презрительные нотки. — Все, что вы смогли — это нахвастаться и оказаться избитым.

Ее слова заставили меня улыбнуться, а при разбитом лице это было весьма болезненно.

— Плохое начало, правда?

Она стояла, глядя мне вслед.

Я ехал ночь напролет, забираясь во все более и более дикие места. Так собака разыскивает какую-нибудь дыру, чтобы забиться в нее и умереть. Однако думал я не о смерти — только о жизни и о том, как снова найти Моргана Парка.

Всю ночь в голове моей грохотал барабан, отяжелевшее от усталости тело саднило и болело, распухло и стало бесформенным. Высокие стены каньона нависали надо мной, и я всем существом впитывал их прохладу. Потом я выехал на высокое плато, где легкий ветерок нес с собой свежие запахи полыни и лилий.

Я смутно понимал, что забрался в страну одиночества и забвения, где могли обитать лишь немногие, и эти немногие вряд ли были рады новичкам. С наступлением дня я очутился в длинном каньоне, поросшем высокими соснами. Где-то неподалеку бормотал ручей, и я свернул со звериной тропы, по которой ехал, шагом направив Серого на этот звук. Трава и цветы поднимались здесь до лошадиных колен, распространяя пьянящие ароматы. Я был один в глуши, которая является источником всех наших сил.

Тут, возле ручья, я устроил себе постель, разостлав дерюжку наполовину на солнце, наполовину в тени; потом привязал лошадь, лег, завернулся в одеяло и с глубоким вздохом расслабился.

Когда я снова открыл глаза, было уже за полдень.