Серые братья   ::   ШЕРВУД ТОМ

Открывались трактиры и торговые лавки, и Бэнсон с хозяином, оставляя прочую охрану снаружи, входили внутрь, к полусонным владельцам, где Дюк рассматривал, - а иногда покупал, - некоторые заморские причуды, в виде головного убора из цветных длинных перьев или кожаную перчатку без пальцев с наклёпанными на ладони железными чешуйками, - видимо, чтобы лазить по стволам деревьев. Бэнсон мало обращал внимания на разложенные на прилавке и развешанные вдоль стен товары. Он, входя в очередную лавку, внимательно высматривал - нет ли за спиной или сбоку притаившейся малозаметной двери, откуда могли бы появиться умелые и отчаянные работнички тёмных дел, чтобы ограбить богатого посетителя, а тело его утащить в ту же незаметную дверь: такие случаи - Бэнсон знал это - были. (Вот только немного сбивал его с привычного ритма мыслей острый запах табака и вид длинных шпалер разнообразнейших трубок в табачных лавках.)

Вдруг, у одного из торговцев, помимо прочего заморского барахла, быстро текущего сквозь проворные пальцы, показывающие раннему покупателю индейские и африканские амулеты, Бэнсон заметил мгновенно притянувший его внимание яркий предмет. Это был кожаный обруч-лента, носимый, как угадывалось, на шее, от которого вниз на тонких шнурах свисали восемь мешочков. Они походили на небольшие кисеты, - каждый размером немного побольше крупного гусиного яйца, - яркой, даже весёлой окраски. Они были парные, - жёлтые, оранжевые, кирпично-розовые и светло-коричнево-красные. Поражало то, что на поверхности тонкой, в радостные детские цвета крашенной кожи, были нанесены зловещие рисунки квази-человеческих* (* Кв а зи (лат.) - «около», «как будто».) лиц. Лица эти, из нестираемой, чёрной, шероховатой матовой краски, то с оскаленными, то с просто разинутыми в немом крике ртами, одновременно и притягивали, и пугали. Даже непосвящённому было понятно, что в них таится чужая, с окраины света, тайная и могучая магия.

– Сколько денег? - спросил Бэнсон, забирая из рук продавца цветную гирлянду.

– Две гинеи! - торопливо сказал тот, опытным сердцем уловив в настроении посетителя и уверенность, и интерес.

Сказав это, продавец ещё раз раскрыл рот, чтобы сообщить, что эта вещь необычайно редкая и что снижать цену он не станет, но Бэнсон, кивнув головой, отстегнул клапан пояса, достал две золотые монеты и не бросил, а аккуратно выложил их на прилавок.

– Беру! - сказал он, и, ставя точку в нежданном, стремительном торге, надел амулет на свою мощную шею.

Продавец, он же - владелец лавки, побагровев от понимания того, что если бы он затребовал пять гиней - посетитель выложил бы и пять, суетливо потянул к амулету руки, - жестом не требовательным, а бессильным, прощальным.

– Я в них деревянные шарики положил, - дрожащим голосом сказал он, - чтобы удобнее было показывать; давайте я шарики вытащу - тогда в этих «мешочках» можно носить и огниво с кресалом, и другие полезные мелочи…

– Оставь, - тяжело сказал покупатель. - Пусть будут с шариками. - И добавил: - Может, ещё за деревяшки тебе заплатить?

Продавец, решив, что это - надменная, - в его адрес, - ирония, лишь вздохнул. Но покупатель засунул руку в карман и выложил на прилавок ещё шестипенсовик.

Когда вышли из лавки на пристань, Дюк поинтересовался:

– А что, Змей, для тебя две гинеи - заурядная сумма?

– Нет, - ответил, прикасаясь к покачивающимся на груди цветным округлым мешочкам, Бэнсон. - Две гинеи для меня - это деньги.

– Тогда отчего ты так легко с ними расстался?

– В этих оскаленных человечках заключена какая-то сила, - ответил, ненадолго задумавшись, Бэнсон.

– Ты это знаешь?

– Я это вижу.

Остаток пути совершили в молчании. Когда поднялись в карету, и возницы развернули кортеж в сторону имения горбуна, Дюк, разложив заднее сиденье, влез на него и, достав ключ, стал не отрываясь на него смотреть. Бэнсон, сидя на поскрипывающем под ним откидном креслице возле окна, так же подносил к глазам и рассматривал своих «оскаленных человечков».