Слезы Макиавелли   ::   Кардетти Рафаэль

Аннотация: Весной 1498 года зимние туманы слишком долго окутывают купол собора Санта-Мария дель Фьоре. Со времен изгнания Медичи народное волнение, подогреваемое проповедями Савонаролы, нарастает, и, когда в городе совершаются изуверские убийства, положение становится угрожающим. Николо Макиавелли решает заняться расследованием и вскоре оказывается втянутым в один из самых громких скандалов эпохи. У нас на глазах разыгрывается мрачная комедия, способная непоправимо нарушить хрупкий мир в городе, где люди играют роль то пешек, то слонов, то коней…

---------------------------------------------

Рафаэль Кардетти

Слезы Макиавелли

Отсюда можно сделать вывод,

многократно подтверждавшийся: горе тому,

кто умножает чужое могущество…



Никколо Макиавелли. Государь

Агате посвящается

1

Он открыл глаза, и сознание сразу вернулось. Он не мог понять, где находится, и ему потребовалось несколько мгновений, чтобы прийти в себя. Но дыхание быстро успокоилось и стало более размеренным. В онемевшие пальцы снова стала поступать кровь. Он прикрыл глаза, ожидая, когда стены перестанут кружиться вокруг него. Стреляющая боль, пронизывающая череп, начала стихать.

Он напряг мышцы и попытался пошевелиться. Тело осталось неподвижным. Окончательно придя в себя, он сделал глубокий вдох и снова попытался подняться — безуспешно. Как если бы его мозг работал независимо от тела, он лихорадочно изучил все возможные предположения.

На его лице отразилось изумление. Словно со стороны он очень ясно увидел, где находится: совершенно голый, он привязан за щиколотки и запястья к тяжелой столешнице из цельного дерева, туловище перехвачено широким кожаным ремнем. Голову сжимали металлические тиски, вызывая резкую боль в висках. Он почувствовал во рту терпкий привкус стального треугольника, который не давал двигаться языку.

В комнату не проникал ни один звук. Только размеренно капавшая с потолка вода нарушала полную тишину. Несколько факелов, прикрепленных к стене, бросали теплый, умиротворяющий отсвет на поросшие зеленоватым мхом стены. Метрах в четырех над его головой меж двумя стрельчатыми арками был заключен герб, почти полностью стершийся от времени.

Он находился в подвале. Здесь никто не станет его искать.

Он попытался дать знать о себе воплем, но рот был так прочно перекрыт, что он не смог издать ни малейшего звука, а попытка закончилась тем, что он сильно порезал язык о металлическую пластину.

Кровь начала сочиться сначала медленно, потом все быстрее. Он попытался ее выплюнуть, но металлический мундштук не давал этого сделать, и его глотка очень скоро заполнилась теплой и густой жидкостью.

Когда он стал задыхаться, его охватила паника. Лицо мгновенно покрылось каплями пота, и они стали стекать на грудь. Отчаянным усилием он постарался успокоиться, сумел проглотить жидкость и, находясь на грани удушья, освободить легкие.

Как ни странно, сделанное усилие вернуло ему ясность мышления. Все это было невероятно. Кто мог желать зла такому неизвестному художнику, как он? Хотя во Флоренции соперничество было суровым, его талант никак не мог равняться с талантом мастеров, к чьим услугам наперебой прибегали самые знатные семейства. Несмотря на все усилия, которые он прилагал, чтобы изменить то, что было предначертано судьбой, он оставался среди тех посредственностей, которых муза никогда не посещает.

Он знал, что он всего лишь честный ремесленник, даже если и сожалел о том, что превратности жизни помешали ему достичь безупречной техники Филиппино Липпи или драматической силы Луки Синьорелли.