Совы вылетают в сумерках   ::   Наумов Сергей

Гонта, видимо, нес его. Тяжеловато пришлось, вот он и погнал мальца вперед. Только зачем? Ведь он его связывает, мешает идти быстро.

– Тоже не пойму, – отозвался Крайков.

След Гонты нырял в цепкие кустарники, терялся в болотах, снова появлялся, обходил страшные топи, полз ужом под завалами, затем вновь уводил в болота и колючие кустарники.

День трудного пути по скользким зарослям, по трясине обозначала кривая линия, которую лейтенант Крайков нарисовал на карте.

В середине леса стояла сонная тишина. Где-то вверху, за переплетением крон буков просвечивала голубизна неба.

Был тот час дня, когда солнце медленно начинало скатываться за горизонт, и тени робко ложились на землю. Впереди в зеленоватой дымке испарений блеснуло болото – самый глухой участок границы.

Болото наглухо отгородилось от леса черной густой осокой.

Вырезав длинный шест, Прончихин ступил на первую кочку, которая тотчас ушла из-под ног. Сержант провалился по пояс, но достал дно и двинулся дальше, нащупывая шестом безопасные места. Пограничники гуськом шли за ним.

Несколько раз Прончихин заходил в такую топь, откуда продвинуться вперед было невозможно. Приходилось огибать ее и искать другой путь. Крайков смотрел в спину Прончихина и удивлялся его выносливости. Лейтенант чувствовал, что еще километр такого пути – и он упадет в черную жижу, сраженный неимоверной усталостью и дурманящими болотными испарениями.

Шикунов и Гольцев чувствовали себя не лучше – они несли на плечах собак.

Наконец сержант ступил на твердую почву. Выбравшись на берег, пограничники в изнеможении опустились на траву. Все вокруг покрылось голубоватым пеплом сумерек. Деревья притихли, и воздух заметно отяжелел. По черной воде протянулась, трепеща и переливаясь, золотая струя света.

Крайков отдал Шикунову очередной текст радиограммы. Прончихин взял Альту и двинулся вдоль зарослей осоки в надежде обнаружить след. Раскрыв на колене планшетку, лейтенант отмеривал последнее отклонение, чтобы с точностью нанести на карту это мрачное место.

Что творилось в душе у него? Крайков и сам бы, вероятно, не ответил на этот вопрос. Все прошлые впечатления, механически отмеченные памятью, исчезли, уступили место главному, ради чего был проделан столь опасный и долгий маршрут. Он жил поиском и думал только о нем.

Крайков знал, что с каждой его радиограммой все туже стягивается железное кольцо дозоров и секретов. Но враг коварен, он путает след, и кто знает, сумеет ли захлопнуться капкан, прежде чем Гонте удастся ускользнуть за границу.

– Ну, что там? – спросил Крайков у радиста.

– Майор приказывает продолжать преследование.

Шикунов подал текст.

Вернулся сержант с Альтой.

– Как след? – спросил Крайков.

Прончихин объяснил, что след теряется в траве где-то на северо-западе.

– Обнаружен второй след, товарищ лейтенант, – доложил сержант, – нарушитель пустил свою собаку обратно. Вероятно, решил, что он уже в безопасности.

– Стемнеет скоро, – добавил следопыт, – торопиться надо.

Да, через час совсем стемнеет – это Крайков видел и сам. И он принял решение: разделить пограничников на две группы. Прончихин с Шикуновым и Альтой – по следу гонтовской собаки. Крайков и Гольцев с Барсом – на северо-запад по следу Гонты.

Хайдаров в ответной радиограмме поддержал решение Крайкова.

...Опытный враг использует все, чтобы не оставить следа и двигаться бесшумно. Вода – лучший его друг, она не оставляет на своей поверхности никаких отпечатков. Черный бархат весенних опалин, где пепел, как пыль, глух, позволяет идти быстро и совершенно бесшумно. И все же Крайков насторожился. Лес был полон звуков, ухо уже привыкло к ним.