Старая тетрадь   ::   Шпанов Николай Николаевич

Но сегодня ужин в одиночестве показался ему скучным. Сознание, что, быть может, Свэн исчез навсегда и он, Йенсен, обречен теперь на одиночество до конца зимы, было неприятно. Один, совсем один!.. Эта мысль была главной.

Кнут решил, что завтра, вместо охоты, придется выйти на поиски Яльмара. Перед сном он еще раз крепко выругал своего компаньона и, прежде чем ложиться, приготовил все для завтрашнего похода. Очень не хотелось тратить силы и время на поиски, но… еще хуже была перспектива одиночества. Засыпая, он решил, что запишет лишние продукты и собачий корм, ушедшие за эти дни ожидания, на счет Свэну. Уж он-то получит их с этого увальня!

С этим он и заснул. Когда часы отметили еще только половину ночи, Йенсен проснулся от возни, поднятой собаками у дверей избушки. Он вышел и разогнал собак. Но не успел снова улечься, как возня и визг повторились. Собаки скулили так, как это бывает с ними только в минуты сильного волнения.

Раскидав собак ударами ног и заставив их замолчать, он прислушался. Ничего особенного, необычного не было в скупой и унылой музыке полярной ночи. Наградив нескольких собак напоследок пинками. Кнут полез обратно в низкую дверь избушки, и вдруг ему показалось, что он слышит далекий жалобный вой. Собаки снова вскочили и, подняв заиндевевшие морды, принялись дружно выть.

Через несколько минут это повторилось. Потом еще. Йенсен решил, что возвращается Свэн, и, успокоенный, лег спать, не обращая больше внимания на собак. На этот раз, когда он проснулся, часы показывали утро.

Но и утром Яльмара не оказалось.

Кнут быстро собрался и двинулся в том направлении, откуда должен был прийти компаньон.

Собаки дружно бежали вдоль трещины, прорезавшей глетчер. Этот глетчер был велик, как настоящая ледяная река. Его серый простор терялся вдали, где за много-много миль отсюда ледопад срывался в Зордрагерфиорд.

Собаки волновались и тянули без понуканий. Кнут едва успевал за упряжкой.Он ухватился за обод саней и поехал на лыжах, как во время рождественского катания.

Через полчаса он понял причину необычайного усердия собак: навстречу ему ясно несся вой. Без сомнения, это выли собаки Свэна.

Йенсен удивился: собаки Свэна выли так, точно сидели на одном месте. На ходу им не хватило бы дыхания для такого отчаянного воя.

Это послужило Кнуту поводом еще для нескольких ругательств. По-видимому, Яльмар устроил привал под самой базой, поленившись вчера преодолеть оставшиеся несколько километров. А еще вероятнее, что не сумел ориентироваться и не понял, что уже почти дошел до дома. Как бы там ни было, а у Йенсена появилось желание проучить приятеля и повернуть обратно. Но тут он обратил внимание на то, что визг раздается совсем близко. На таком расстоянии упряжка Свэна даже в серой мгле не могла оставаться невидимой. Кнут присмотрелся внимательнее. Но снова ничего не смог разобрать. Продвинулся еще на полкилометра, но и тогда ничего не увидел.

Лишь через четверть часа он разгадал: собаки скулили далеко внизу, в той самой трещине, по краю которой он шел с самого начала.

Привязав своего вожака к воткнутой в снег палке, Йенсен подошел к трещине и крикнул:

— Эй! Яльмар!.. Алло!.. Свэн!..

Снизу с удвоенным отчаянием ответили только собачьи голоса.

Тогда Йенсен лег на живот и пополз к краю трещины. Он хорошо знал, что края ее достаточно крепки, чтобы можно было спокойно подойти к ним на лыжах и даже без лыж. Но трещины его всегда пугали. За двенадцать лет он привык на Шпицбергене ко всему, кроме трещин. Ледяные пропасти поглотили уже двоих его компаньонов. В глубине души у него всегда копошилось опасение, что и он не попадет на материк именно из-за такой трещины.

Ползя на животе, Йенсен еще несколько раз позвал Свэна. Ответа не было.

Наконец он заглянул вниз.