Тайна замка Аламанти   ::   Фер Клод де ля

 — Я — паж вашего отца.

Должность пажа у графа могла принадлежать лишь мальчику дворянского рода. Я знала это. Но в тот момент не придала тому никакого значения. Мне было весело, радостно осознавать себя лицом значительным, к которому обращаются мальчишки с почтением, а взрослые женщины позволяют себя бить, поэтому уже нарочно, лишь чтобы еще сильнее смутить пажа, чмокнула его в другую щеку, и побежала, приподняв пальчиками подол своего тяжелого платья, вслед за медленно уходящей, но прислушивающейся к нашему разговору служанкой.

Когда Лючия открыла дверь в мою спальню и прошла вперед, я обернулась — пажа в коридоре не было.

«Куда он подевался?» — подумала я, не зная еще, что это неожиданное исчезновение мальчишки является лишь началом цепи тайн, которые обволокут меня в этом замке и не раз напомнят о себе во время моих бесчисленных скитаний.

— Заходите, сеньорита! — сказала Лючия. — Я дам вам рабочее платье.

Слова эти означали, что свои старые лохмотья в этом доме мне больше не носить. И это меня почему-то огорчило.

Лючия легко и быстро помогла мне справиться со снятием парчово-каменного панциря, а потом, напялив поверх дамской шапочки вяленый тюрбан, всунула мое тело в самый настоящий костюм ремесленника: в длинные кожаные штаны и в валяную куртку. Точно такие видела я однажды на проезжающих через нашу деревню кочевых кузнецах, не принятых в городскую гильдию и живущих мелкими заказами в дальних селах. Было смешно и любопытно рассматривать себя в висящем напротив моей кровати зеркале, выглядевшем еще более внушительным, чем то, что висело в трапезной. А уж когда поверх одетой на меня мужской одежды Лючия навесила кожаный фартук — местами прожженный, местами покоробившийся, остро пахнущий не то лекарствами, не то ядами — восторг переполнил меня:

— Как здорово! — воскликнула я. — Еще мне в руки молот — и я буду настоящей кузнечихой, — и чихнула при этом.

— Будь здорова! — услышала за спиной голос графа.

Сердце мое радостно встрепенулось. Обернулась.

Граф стоял спиной к двери, улыбался в усы. Значит, ему не показались кощунственными мои слова (кузнецы ведь, говорили в нашей деревне, водятся с дьяволом), как, по-видимому, подумала Лючия, нахмурившееся лицо которой отразило эти мысли. Он улыбался — значит, я сказала вовсе не глупость. И значит, в постели с ним Лючия главенствовать не может.

Но как мог граф оказаться здесь, если в комнату во время моего туалета никто не входил?

Обо всем этом я успела продумать в считанные мгновения.

— Тут что — потайной ход? — осенило меня.

Граф вновь захохотал и, отсмеявшись, щелкнул меня по носу. Потом, даже не взглянув на Лючию, приказал:

— Пошла вон!

И та молча исчезла за дверью.

— София, — мягко сказал граф, когда мы остались одни. — Ты — девочка догадливая. Но для светской дамы чересчур откровенна. А это значит — неумна. Понятно?

Я отрицательно замотала головой.

— И обезьяньих движений не делай никогда, — продолжил он уже жестким голосом. — Если потребуется твой ответ — говори языком. Ясным итальянским языком. Понятно?

— Понятно… — с трудом произнесла я, и с еще большим трудом добавила, — … папа.

— Об этикете поговорим потом, — продолжил он, словно не заметив этого столь важного для меня слова. — А пока запомни: речь дамы должна быть громкой, певучей, привлекающей к себе внимание. Но не скандальной, без визга и прочей бабьей чепухи. Понятно?

— Понятно, — сказала я, и тут же почувствовала, что вместе с голосом возвращается и было покинувшая меня смелость.