Талисман   ::   Сальгари Эмилио

«Семейные счеты», о которых насмешливым тоном говорил неунывающий студент инженерного факультета университета Саламанки, были особого рода: несколько уцелевших еще людей экипажа «Кабилии», по-видимому, сговорившись, бросились в трюм и принялись выволакивать на палубу тяжелые ящики, нагруженные ружьями, револьверами, патронами, кортиками и порохом.

Увидев, что делают матросы, капитан с топором в руке кинулся на них и метким ударом раскроил череп одному из моряков.

— Разбойники! — вопил он, захлебываясь от гнева. — Грабители! Каждый ящик стоит триста песет 2 ! Вы хотите пить мою кровь? По местам! По местам, или я перебью вас всех!

— Мы потонем, если не облегчим судно от груза!

— По местам! По местам!

Расправляясь с матросами, капитан перестал править рулем, и судно заплясало по волнам, как скорлупка ореха.

Огромный вал с косматой гривой вырос за кормой, грянул на палубу, разбивая все на своем пути, судно легло на один бок, и все, что было на его палубе, — бочки, люди, ящики, связки канатов — все замелькало в водовороте.

Волна смыла всех матросов, увлекла за собой.

Каким-то чудом уцелел только сам капитан.

Поднявшись, весь мокрый с ног до головы, он, схватившись за голову, побежал к рулю. Но в тот момент, когда его руки коснулись рулевого колеса, с борта канонерки вырвался огненный сноп.

Несколько секунд — и граната разорвалась над палубой осужденного на гибель парусника. Один из ее осколков со свистом ударился в грудь капитана и, пронзив его насквозь, вылетел с клочьями окровавленного тела из раны на спине, между лопаток.

Капитан «Кабилии», больше десяти лет занимавшийся контрабандой у берегов Марокко, окончил дни своего существования. И пробил последний час для его судна. Новый вал подхватил орку, поставил почти вертикально, поднес к гряде скал, грянул боком о гребень черного камня. С треском рухнули мачты. Борт судна рассекся, и из зияющей раны, распоровшей снизу доверху корпус «Кабилии», посыпались бывшие в трюме ящики, бочонки и мешки.

Волны подхватили все это добро и погнали его к берегу, и колотили о крутые бока скал, и швыряли на прибрежный песок, забрасывая его обломками.

Канонерка, с борта которой было отлично видно, какая участь постигла судно контрабандистов, послала еще два или три снаряда, чтобы добить «Кабилию», но гранаты пролетели мимо.

В то же время сама канонерка, едва не напоровшись на один из подводных камней, повернулась и ушла в открытое море, предоставив волнам доканчивать разрушение несчастного суденышка.

Несколько часов волны бросались на полуразрушенный корпус «Кабилии» и тащили к безлюдному берегу обломки и остатки груза. Но судно все еще держалось: оно крепко засело, словно схваченное клещами, между двух камней и разрушалось очень медленно. А буря, словно утолив свою ярость, уже слабела, ветер стихал, море успокаивалось.

Вот и солнце блеснуло сквозь тучи. Но это был уже прощальный луч дневного светила, уходившего на покой.

Тогда на палубе орки показались четыре человеческие фигуры: это были пассажиры, чудом пережившие смертельную опасность.

Студенты поднялись из каюты на палубу, не забыв прихватить свои драгоценные гитары.

Красавица хитана успела уже привести в порядок свой живописный костюм, несколько пострадавший при крушении, и, казалось, пребывала в самом хорошем расположении духа. Только цыган Янко бродил по палубе с лицом темнее ночи и бросал недобрые взгляды на испанцев и на девушку, улыбавшуюся им обоим, особенно тому, который звался странным и красивым именем Карминильо.

— Ну, что теперь будем делать, дружище? — спросил товарища второй студент.

— Ничего особенного, Педро, — отозвался Карминильо. — Разумеется, прежде всего надо перебраться на берег. Но мне не нравится присутствие здесь вот этих сеньоров.