Тарзан Непобедимый   ::   Берроуз Эдгар Райс

– Скоро вы узнаете, что хозяин – я, – огрызнулся Зверев неприятным тоном.

– Да, – усмехнулся Ромеро, – царь тоже считал себя хозяином, вам известно, что с ним стало?

Зверев вскочил на ноги, выхватил револьвер и направил на Ромеро, но в ту же секунду девушка ударила его снизу по руке и встала между ними.

– Ты с ума сошел, Зверев! – вскричала она.

– Не вмешивайся, Зора! Это мое дело, и рано или поздно его придется решать. Здесь главный я, и я не потерплю предателей в своем лагере. Отойди.

– Нет! – решительно возразила девушка. – Мигель был не прав, но и ты тоже, а проливать кровь – нашу собственную – сейчас означало бы полностью потерять всякий шанс на успех. Это посеет семена страха и подозрительности и будет стоить нам уважения со стороны чернокожих, ибо они почувствуют отсутствие среди нас единства. К тому же, Мигель безоружен, стрелять в него было бы подлым убийством, а это лишило бы тебя уважения всякого порядочного человека в экспедиции. – Она выпалила эти слова на русском языке, которого, кроме нее и Зверева, никто из присутствующих не понимал, затем повернулась к Мигелю и обратилась к нему на английском.

– Вы были неправы, Мигель, – мягко произнесла она. – Руководителем должен быть один человек, и на эту должность был избран товарищ Зверев. Он сожалеет, что поступил опрометчиво. Извинитесь перед ним за свои слова, пожмите друг другу руки, а мы все давайте забудем о случившемся.

Ромеро на миг заколебался, затем протянул Звереву руку.

Русский пожал протянутую руку и чопорно поклонился.

– Забудем об этом, товарищ, – произнес он, сохраняя хмурое выражение, как, впрочем, и мексиканец.

Маленький Нкима зевнул и, зацепившись хвостом за ветку, перебрался повыше. Его любопытство относительно этих чужаков было удовлетворено. Он потерял к ним всякий интерес, но решил, что его хозяину следует знать об их присутствии; и эта мысль, родившаяся в маленькой головенке, вновь вызвала такую глубокую грусть и неизбывную тоску по Тарзану, что Нкимой снова овладела угрюмая решимость продолжать поиски человека-обезьяны. Может, через полчаса какой-нибудь тривиальный повод опять отвлечет его внимание, но сейчас это стало делом его жизни.

Перелетая с дерева на дерево, маленький Нкима держал в своей розовой ладошке судьбу Европы, хотя и не догадывался об этом.

День клонился к вечеру. В отдалении раздался львиный рык. По спине Нкимы инстинктивно пробежали мурашки. На деле же напугался он не сильно, понимая, что никакому льву не достать его на верхушке дерева.

Молодой человек, шагающий впереди сафари, задрал голову и прислушался.

– Не так уж и далеко, Тони, – сказал он.

– Нет, сэр, совсем даже близко, – отозвался филиппинец.

– Тебе придется научиться обходиться без всяких «сэров», Тони, прежде чем мы присоединимся к остальным, – сделал ему замечание молодой человек.

Филиппинец усмехнулся.

– Ладно, товарищ, – согласился он. – Я так привычка обратиться ко всем «сэр», что мне трудно перестроиться.

– Боюсь, в таком случае ты не очень хороший большевик, Тони.

– Вот уж нет, – воскликнул филиппинец. – Иначе почему я здесь? Думаете, я решил приходить эта Богом забытая страна, где полно лев, муравей, змея, муха и москит, чтобы прогуляться? Нет, я приходить положить свою жизнь за филиппинскую независимость.

– Конечно, это благородно с твоей стороны, Тони, – серьезно проговорил спутник, – однако каким образом это принесет филиппинцам свободу?

Антонио Мори почесал в затылке.

– Не знаю, – признался он, – но это причинять неприятности Америке.

Высоко на верхушках деревьев их путь пересекла маленькая обезьянка. На секунду Нкима приостановился, наблюдая за ними, затем пустился дальше.