Томек у истоков Амазонки   ::   Шклярский Альфред

Убедился, что белый опять пил. После краткого размышления индеец сказал:

– Сеньор Уилсон ушел, злые люди близко, не пей больше…

Но белый не услышал обращенных к нему слов, потому что в этот момент черноту неба прорезала яркая молния и мощный удар грома заглушил доброжелательные слова индейца. На деревья джунглей налетел вихрь, с их верхушек посыпались листья и обломки веток. Вскоре буря разыгралась на полную мощь.

Джон Никсон с треском захлопнул наружные створки двери, сделанной из продольно распиленных, бамбуковых стеблей. Ощупью добрался до деревянного ящика, заменявшего в убогой хижине стол. Зажег фитилек керосиновой лампы. Из всех углов помещения сейчас же налетели ночные бабочки и стали кружить вокруг огня. Одна из них коснулась лица Джона. Он вздрогнул от отвращения. Ему опротивели насекомые и гусеницы, которыми кишел влажный, тропический лес. Никсон никак не мог привыкнуть к амазонской сельве, тихой и казалось лишенной жизни днем, и оживающей тысячами таинственных голосов ночью. Кто способен отличить человеческие голоса от стонов и завывания животных? Может быть это краснокожие, дикие охотники за человеческими головами, или того хуже, белые охотники за рабами, перекликаются, готовясь к нападению? Вдобавок, частые дожди предвещали скорое наступление зимы, то есть дождливой поры, когда сельва превращается в болотистый лабиринт озер и болот.

Никсон уселся на скамью и стал удрученно прислушиваться к шуму ливня, бушевавшего за стенами хижины. Потом, видимо, несколько успокоившись, пробурчал:

– Во время грозы нечего бояться нападения, по крайней мере можно поспать спокойно…

Достал бутылку рома. Налил полный стакан и выпил. Алкоголь ударил ему в голову и Никсон, как был в одежде, повалился на кровать, задвинул москитьеру, сунул под подушку револьвер и погрузился в невеселые размышления. Он мечтал как можно скорее оставить амазонские леса. Он хотел вернуться в родной дом в Чикаго [10] , где согласно обещанию дяди, должен был возглавить филиал фирмы «Никсон-Риу-Путумайо». Лишь бы дядя поверил, что будущий совладелец фирмы уже достаточно ознакомился с делами. А пока что приходилось торчать здесь, в мрачной сельве, в обществе четырех грубых капангос и молчаливых, недоверчивых индейцев, постоянно недосыпать, быть в неустанном напряжении, бдительно следить за всем, что происходит вокруг. Вблизи Риу-Путумайо бродили многочисленные, организованные спекулянтами-торговцами каучуком, стайки бандитов, со стороны которых в любую минуту можно было ожидать нападения и грабежа.

С тихим вздохом сожаления, молодой Никсон вспомнил Яна Смугу, первого помощника дяди. Этот знаменитый путешественник, человек отважный до безрассудства, не знал, казалось, чувства страха. В диком лесу он чувствовал себя как в своей стихии. Когда Смуга был с ним, в лагере сборщиков каучука все шло, как по маслу: не было ссор ни противоречий, все чувствовали себя в полной безопасности. С одинаковой свободой Смуга обращался с полудикими обитателями сельвы, и с более цивилизованными жителями Манауса [11] , где находилась контора компании и главные склады каучука. Во время последнего пребывания в лагере сборщиков каучука Смуга обещал Никсону, что попросит дядю, как можно скорее, отозвать его с берегов Путумайо.

Никсон втайне завидовал Смуге, особенно его умению ладить с людьми. Кроме того, Никсон знал, что индейцы презирают белых, не умеющих скрывать обуревавшие их чувства. Несмотря на это, он никак не мог совладать с собой и скрыть от посторонних взглядов чувство отвращения или страха, которое возбуждали у него насекомые и противные существа, населявшие джунгли.