У королев не бывает ног   ::   Нефф Владимир

Он бросил сломанный приклад на дорогу и поехал дальше.

Часом позже по этой самой дороге понурый, измученный мул тащил телегу, тяжело нагруженную дровами. Его погонял человек в прокопченной одежде, по всей вероятности, угольщик. Левое колесо телеги наехало на брошенный приклад, а приклад, к удивленью, оказался полым и раскололся пополам; оттуда выпало диковинное вещество, красное с перламутровым отливом, — наверное, когда-то его туда спрятали, и человеку, сделавшему это, было очень важно, чтобы вещество никто не нашел; произошло это, без сомнения, в те времена, когда пищаль еще была собственностью графа Одорико Гамбарини, а Петр Кукань из Кукани исполнял в доме этого графа обязанности пажа. Угольщик ничего не заметил и знай погонял мула дальше. Ночью разразился страшный ливень, и большую часть красноватого, перламутром отливающего вещества унесло водой; красноватые, извилистые, похожие на змейки следы его назавтра растоптало стадо овец. Приклад, развалившийся, как дырявый сапог, измазанный овечьим пометом, несколько дней пролежал на том же месте, куда его швырнул Петр; остаток красного с перламутровым отливом вещества, сохранившийся еще внутри приклада, исчез под слоем жидкой грязи. А потом какой-то путник ногой отпихнул приклад в канаву.

В то же самое или примерно в то же самое время из ворот Рима выехал небольшой, но весьма пышный кортеж кардиналов, епископов и прелатов; то были представители курии, которые по велению Его Святейшества направлялись в Страмбу, переставшую быть герцогством, чтобы управление этой страной передать в руки святой церкви. Процессию возглавлял молодой красавец кардинал Джованни Гамбарини; он должен был стать прямым наместником Его Святейшества в Страмбе; папа одарил его кардинальской шапочкой в вознаграждение за то, что, упав перед ним на колени, Джованни искренне покаялся во всех своих грехах и передал церкви все свое имущество, дворец в Страмбе и все латифундии. Молодой человек был радостен и весел; перед ним ехала белая, как снег, ослица и везла на хребте своем драгоценный золотой сундук с наисвятейшими Светлыми дарами, что должно было символизировать чистоту намерений и помыслов молодого кардинала.

А Петр, посадив впереди себя блаженную Бьянку, двигался на север тем же путем, которым в свое время приехал сюда. Погода портилась. Над гладью реки Инн поднимались клубы сырого тумана, сливаясь с низким небосводом. Петр, смертельно усталый, задремал в седле, и почудилось ему, будто он отчетливо слышит чей-то трогательный, очень ясный голос, произнесший его имя; стряхнув сон, он широко открыл глаза. И тут увидел нечто похожее на три гигантские, поднимающиеся со дна долины, почти прозрачные женские фигуры — две беловатые и одну темноватую, облаченные в ниспадающие одеяния; они склонили головы и, казалось, сверху разглядывали Петра. Но мираж вскоре исчез: черная птица пролетела у головы темноватой, там, где у нее мог быть рот, если бы он у нее был; птица издала насмешливый, пронзительный клекот; и уже не стало женских фигур, сверху наблюдавших за его странствованием, а вместе с ними пропало и ощущение чего-то действительно существовавшего, исчезли воспоминания о чем-то непознанном, и остались только мгла, туман да ветер, стонущий в ветвях деревьев.

Бьянка завертелась и попросила:

— Прикрой меня.

Он сделал, как она велела. И двинулся навстречу своей родной земле, которую покинул около года назад и теперь напрасно — ой, как напрасно! — полагал, что именно там, после всех своих опасных и рискованных приключений, обретет тот мир и покой, который заблудшее дитя обретает в материнских объятиях.