Варфоломеевская ночь   ::   дю Террайль Понсон

Королева-мать хотела при посредстве злейшего врага Генриха Наваррского причинить зло последнему, а герцог Гиз рассчитывал вернуть любовь наваррской королевы, которую он все еще любит по-прежнему. Но из письма наваррской королевы к матери и к герцогу видно, что измена мужа не толкнула ее в объятья герцога. Значит, у Гиза отпал единственный мотив, заставлявший его искать дружбы королевы Екатерины. Наверное, он не мог забыть, что она хотела убить его из-за угла. Ну вот… мне кажется, что тут и надо искать причину исчезновения королевы Екатерины. — Что ты хочешь сказать этим?

— Да ведь королева-мать — недурной залог… Убедившись, что любви королевы Маргариты ему не вернуть, герцог Гиз мог посадить королеву-мать в экипаж и… увезти ее в Лотарингию! — Неужели ты думаешь, что он мог решиться на это?

— Эх, государь, да ведь принцы Лотарингского дома способны решиться на что угодно.

— Но ведь это — черт знает, что такое! В таком случае надо сейчас же снаряжать солдат в погоню за похитителями.

— А какой прок, ваше величество? Если все случилось так, как я предполагаю, то люди герцога Гиза отъехали уже на такое расстояние, что их не догнать. — Но с какой целью могли они завладеть королевой?

— Я уже сказал, государь, что королева Екатерина — хорошая заложница. А ведь лотарингские принцы уже давно поглядывают на крепость Дьелуар.

— И они думают, что я отдам им ее в обмен на королеву? Rак они рассчитали без хозяина… Пусть королева-мать просидит всю жизнь в Лотарингии, но Дьелуара им не видать, как своих ушей. А королеве это только хороший урок… В самом деле! Она вечно строила разные ковы против лиц, которых я люблю, заводила хитрые интриги, покровительствовала негодяю Рене, во вред моим интересам тайно завела дружбу с Гизами… Ну, так пусть же она и платится теперь за все это.

— Значит, государь, дело об исчезновении королевы — матери надо, говоря судейским языком, «предать воле Божией»?

— Отнюдь нет. Я не могу допустить, чтобы лица моей крови исчезали безнаказанно из моего дворца, и потому необходимо тщательно расследовать, где именно скрывался герцог в Париже… Не слыхал ли ты чего-нибудь относительно этого, Пибрак?

— В Париже все в один голос твердят, что суконщик Лашеней занимается своим ремеслом лишь для отвода глаз, а на самом деле является банкиром и агентом лотарингских принцев.

— Ну, так с этим надо покончить. Возьми, друг мой Пибрак, швейцарцев и сейчас же арестуй и приведи ко мне этого Лашенея! Я лично допрошу его.

— Слушаю-с, ваше величество, — ответил Пибрак и отправился исполнять возложенное на него поручение.

Он взял из луврской кордегардии десять швейцарцев и отправился с ними к дому Лашенея.

Расставив швейцарцев кордоном вокруг дома, он приказал им:

— Не выпускайте из дома никого. Если кто попытается насильно пройти через вашу цепь, уложите на месте.

Затем он подошел к двери и постучал, но никто не ответил на этот стук.

«Этот субъект спит еще, — подумал Пибрак, — какое неприятное пробуждение ждет его!..»

Подумав это, он постучался еще сильнее.



VI

В ответ на повторный стук одно из окон верхнего этажа открылось, и высунувшаяся из него старуха хриплым голосом спросила: — Что вам нужно? — Нам нужно видеть господина Лашенея. — Его нет дома. — В таком случае откройте нам дверь.

— Его нет дома! — повторила старая карга и закрыла окно. Тогда Пибрак подозвал рослого швейцарца и приказал ему взломать дверь алебардой. Швейцарец ревностно принялся за это занятие. Тогда открылось другое окно, и старик, высунувшийся из него, сердито крикнул: — Что за шум? Что нужно?

— Батюшки, да ведь это — господин Лашеней! — сказал Пибрак. — Ну да, это я, — ответил тот. — А нам сказали, что вас нет дома. — Я приказал, чтобы меня не будили… Я спал… — А теперь вы проснулись! — Ну да.

— Так прикажите открыть дверь, у меня имеется к вам небольшое дельце.