Вождь окасов   ::   Эмар Густав

 – Кто дал тебе право говорить таким образом?

– Моя дружба, – энергически отвечал солдат, – и положение, в которое ты сам меня поставил, призвав меня к себе. Две причины приводят тебя в отчаяние. Во-первых, любовь твоя к кокетке, к креолке, которая играла твоим сердцем, как пантера ее лесов играет с жертвами, которых приготовляется растерзать... правда ли это?

Молодой человек не отвечал. Опираясь локтями на стол, поддерживая голову руками, он оставался неподвижен и по-видисомти нечувствителен к упрекам своего молочного брата. Валентин продолжал:

– Потом, когда ты, желая блистать в ее глазах, промотал все состояние, которое оставил тебе отец, эта женщина уехала, радуясь злу, которое наделала, и жертвам, павшим на ее пути. Она уехала, оставив тебе и стольким другим отчаяние и стыд. Ты хочешь убить себя не из сожаления о потере твоего состояния, а потому что не имеешь возможности следовать за этой женщиной, единственной причиной всех твоих несчастий. Осмелишься ты утверждать противное?

– Ну, да! Ты прав! Это единственная причина. Какое мне дело до моего состояния... я люблю эту женщину!... я люблю ее до того, что готов перевернуть весь мир, чтобы обладать ей, – вскричал молодой человек. – О! Если бы я мог надеяться!., но надежда бессмысленное слово, выдуманное малодушными!.. Ты видишь, мне остается только умереть!

Валентин посмотрел на него, вдруг взгляд его сверкнул как молния; он положил руку на плечо графа и спросил:

– Стало быть, ты действительно очень любишь эту женщину?

– Да!

– Что ж! – продолжал Валентин, пристально на него глядя. – Я могу возвратить тебе эту женщину!

– Ты?

– Да.

– О! Ты сошел с ума! Она уехала. Кто знает, в какую часть Америки она удалилась!

– Что за беда.

– Я разорен!

– Тем лучше!

– Валентин, остерегайся своих слов! – вскричал молодой человек с горестным выражением в голосе. – Невольно я начинаю тебе верить!

– Надейся, говорю я тебе.

– О! Нет! Нет! Это невозможно!

– Нет ничего невозможного. Это слово выдумано слабаками и трусами. Повторяю тебе, что не только я возвращу тебе эту женщину, но еще она сама, слышишь ли ты, она сама будет бояться, чтобы ты не отверг ее любви!

– О!

– Кто знает, может быть, ты ее отвергнешь!..

– Валентин!

– Чтобы сделать это, я прошу у тебя только два года!

– Так долго?

– А, вот каковы люди! – вскричал солдат с иронической усмешкой. – Минуту назад, ты хотел умереть, потому что слово никогда стояло перед тобою, а теперь ты не чувствуешь себя в силах подождать два года! Что такое два года? Несколько минут человеческой жизни!..

– Но...

– Будь спокоен, брат! Будь спокоен! Если через два года я не исполню обещания, я сам отдам тебе пистолет и тогда...

– Тогда?

– Ты убьешь себя не один, – сказал Валентин с холодностью.

Граф взглянул на него. Валентин преобразился, лицо его имело выражение неукротимой энергии, которой граф до сих пор еще никогда в нем не замечал. Молодой человек признал себя побежденным, взял руку своего молочного брата и крепко пожав ее, сказал:

– Согласен.

– Теперь ты принадлежишь мне?

– И телом и душою...

– Хорошо!

– Но что же ты намерен делать?

– Выслушай меня внимательно, – отвечал солдат, опускаясь на кресло и знаком приглашая своего друга сесть.

В эту минуту часы пробили полночь. Оба выслушали молча и задумчиво двенадцать ударов, раздавшихся в ровных промежутках. Когда отголосок последнего удара замолк, Валентин закурил сигару и обернувшись к Луи, который устремил на него тревожный взор, сказал, выпуская из рта синеватый дым, спиралью поднявшийся к потолку:

– Я начинаю.



ГЛАВА III

Решимость

– Я слушаю! – проговорил Луи. Валентин печально улыбнулся:

– Сегодня 1 января 1835 года, – начал он, – с последним ударом полночи твоя безоблачная жизнь кончилась.