Христофор Колумб   ::   Йенсен Йоханнес Вильгельм

Кораблеводитель, напротив, чужеземец, какой-то не ведомый здесь никому итальянец, сумевший снискать милость великих мира сего и одобрение их затеянному им, явно безумному предприятию – ни более ни менее, как кругосветному плаванию. Обогнув землю снизу, он рассчитывает попасть туда, где растет перец, – план довольно-таки сомнительный и способный поселить тревогу в умах жителей Палоса, как тех из них, которым предстоит плыть, так и их остающихся дома родных и друзей.

Не многие из взрослого населения города проводят ночь в своих постелях; моряки, более или менее добровольно отправляющиеся в неведомую даль, навстречу неизвестному, стараются по мере сил подбодрить себя, усердно посещая церковь и кабак.

В церкви идет торжественная служба; вся команда побывала сегодня на исповеди и у причастия, но и в течение всей ночи грешники то и дело забегают в церковь на зов колоколов – прочесть молитву Богородице и охладить пылающий лоб прикосновением к каменным плитам пола, а затем опять, поддаваясь непреодолимому искушению, словно слыша издали манящий звон стаканов, украдкой уходят в таверну. Трудная выдалась ночка! Многие парни болтаются таким образом, как маятник, взад и вперед, между миром земным и небесным.

Лишь один человек ни разу не вышел из церкви до самой последней минуты. Тот, кто поведет корабли, Христофор Колумб. Час за часом стоит он на коленях перед изображением Святой Девы, благоговейно сложив свои большие волосатые шкиперские руки, стоит с застывшими чертами лица, с впалыми глазами и щеками от бдения, молитвы и серьезных дум. Свет восковых свечей озаряет могучую голову с рыжей гривой, подернутой сединою, и удивительными голубыми глазами под орлиными бровями, которые кажутся почти белыми на пылающем медно-красном от загара и ветра лице; оно – воплощение постоянной борьбы с непогодою, как вся эта, выше обыкновенного роста человеческого, крупная фигура, полная внутреннего покоя – олицетворение отдыхающей силы, мощи физической и духовной. Если этот человек искатель приключений, то во всяком случае не легкомысленный бродяга, ибо он твердо знает, чего хочет, и уже одни плечи его и спина говорят в его пользу.

Что, собственно, переживает сам адмирал, какие чувства и думы шевелятся в нем – по лицу его не прочесть. Глаза у него как-то воспалены, но ведь в церкви такая жара, воздух в тесном помещении тяжелый, насыщенный благоуханным дымом, кадильным и сладковатым чадом восковых свечей; их маленькие огоньки словно обведены цветными кругами, как невыспавшиеся глаза; слишком многолюдно в церкви, воздух как в теплице или в покое родильницы, пропитанном звуками и запахами; священнослужители читают положенные молитвы, кадят и позванивают в колокольчики, башенные колокола звонят и сотрясают стены церковные, орган гудит и гудит; месса растет, подымается ввысь, словно на хребте волн с пеной торжественных латинских заклинаний; как сквозь дымку, глядят сквозь туман ладана изображения святых, а Христофор Колумб по-прежнему недвижно стоит на коленях перед алтарем. Створки дверей церковных хлопают, впуская свежий воздух; то входят, то выходят матросы; когда двери отворяются, в церковь уже проникает синеватый утренний свет; скоро день; сами священнослужители зевают, прикрывая рот ладонью, и стараются сморгнуть сон с сухих покрасневших глаз. Словно свитое из паутины и пыли выступает церковное помещение из мрака; наружный свет постепенно выращивает колонны и стены; огоньки восковых свечей блекнут; ночь и день угрюмо встречаются в утренней полумгле; матрос, набегавшись за ночь из церкви в кабак и обратно, икая, засыпает посредине «Богородицы» и снова просыпается, стукнувшись лбом о церковный пол, охает и не может сообразить – не то он жив, не то мертв!..