Затерянный остров и другие истории   ::   Джонсон Полин

Однажды августовским днем, когда, полные грез, мы брели по тропе, ведущей к каньону, я упомянула ванкуверских Львов. Вождь был так удивлен, что мне пришлось объяснить ему происхождение этого названия. Я спросила, не помнит ли он львов работы Лэндсира на Трафальгарской площади в Лондоне. Да, он помнил эти великолепные скульптуры, и острый глаз его сразу приметил сходство. Сравнение ему понравилось, и на прекрасном лице его отразились воспоминания о неумолчном гуле и грохоте далекого Лондона. Но голос крови был сильнее, и мой друг тотчас же обратился к индейскому преданию, которое, я уверена, совершенно незнакомо тысячам бледнолицых, ежедневно взирающих на эти вершины без той любви, что живет в сердце индейцев, и ничего не ведающих о тайне «Двух Сестер».

Эту увлекательную историю он рассказал на неподражаемом ломаном английском, который может звучать столь приятно лишь в устах индейца. Его бесподобно выразительные жесты, яркие и грациозные, были словно удачно подобранная рама, а задумчивый взгляд печальных глаз будто освещал изнутри всю картину.

— Много тысяч лет назад, — начал он, — не было этих двух вершин, охраняющих, словно стражи, берег Заходящего Солнца. Они были воздвигнуты там уже после сотворения мира, когда Сагали Тайи 4 из любви к своим индейским детям, в мудрой заботе об их нуждах воздвиг горы и прочертил русла могучих рек, обильных рыбой.

В те времена на побережье Тихого океана — у высоких гор, вдоль берегов и истоков великой реки Фрейзер — обитали могучие племена. Люди жили по индейским законам, почитали индейские обычаи, блюли индейскую веру. То были времена, когда великие дела порождали легенды, которые мы повторяем теперь своим детям. Быть может, величайшее из них — предание о «Двух Сестрах», дочерях вождя, ибо именно им обязаны мы Вечным Миром, в котором жили и живем в течение уже многих-многих лун.

У нас, индейцев Северо-Западного побережья, есть древний обычай: когда девочки вступают в прекрасную пору юности, это радостное событие празднует все племя. Та, что в будущем подарит народу сына, воина, окружена почетом у большинства племен; но у нас, на берегу Заходящего Солнца, девушку чтят особо. В ее честь родители устраивают великий потлатч 5 , и празднество длится много дней.

И когда вождю случается чествовать свою дочь, то со всего побережья, с дальнего севера, с материка и с островов, из Страны Оленей Карибу, собираются гости на праздник. В дни радости и веселья девушку сажают на самое почетное место, ибо она достигла брачного возраста. А разве брак не означает материнства? А материнство разве не означает мощи народа, рождения смелых сыновей и нежных дочерей, которые, в свою очередь, тоже станут матерями?

То было много лет назад. Две дочери было у великого вождя, и обе они превратились в девушек ранней весной, когда кусты покрываются цветами и первые косяки лосося заходят в реки. Дочери вождя были юны, нежны и прекрасны — о, как прекрасны! В честь радостного события отец их задумал пир, какого еще не видало побережье. Праздник продлится много дней, гости с подарками явятся издалека, а хозяин потлатча наделит каждого ценными дарами. И пока не устанут плясать ноги, пока смеются губы и уста смогут воздавать должное щедрому угощению из рыбы, дичи и ягод, будет царить веселье.

Лишь одно омрачало будущий праздник. Давно уже великий вождь вел войну с индейцами Верхних прибрежий, жившими на севере, недалеко от того места, которое белые называют теперь портом Принца Руперта.

Большие боевые ладьи скользили вдоль побережья, повсюду сновали отряды воинов, боевые песни нарушали безмолвие ночи. Месть и ненависть, страх и вражда словно язвы расползлись по земле.