Затески к дому своему   ::   Кокоулин Леонид Леонтьевич

Гриша продрался сквозь ветки, ручья не оказалось. Перед ним открылся пугающий своей бездонностью глубокий распадок. Гриша поглядел, определяя, в какой стороне их поселок, и увидел грибы, нанизанные на сучках.

– Папань, – позвал он, – ты только глянь, сколько грибов!

– Вижу, сын, – из зарослей откликнулся Анисим. – Можно и попользоваться беличьими запасами.

Анисим подошел к Грише, снял гриб, разломил и понюхал его.

– Похлебка будет отменная! – мечтательно сказал Анисим.

Гриша тоже сдернул с сухого сучка гриб и раскусил.

– Настоящий, папань.

– Белка ненастоящий заготавливать не станет. – Анисим снимал и укладывал в шапку грибы. Вдруг перед глазами Гриши словно чиркнули по стволу дерева спичкой, мелькнул красный хвост.

– Папань, давай ружье скорее! Шустрая такая белка, папань, красная…

– Огневка, – определил Анисим. – Значит, из сосновых лесов. – Не снимая ружья, Анисим походил вокруг дерева, зверька не увидел. – Так, говоришь, красная? – переспросил Анисим.

– Красная, папань, я такой отродясь не видел…

– По окраске зверька любой охотник скажет, в каком лесу он обитает.

– Разве бывает красный лес? – воззрился Гриша на отца. – Рябины краснеют и то, когда морозом ожгнет. Ну березы еще, и то не все.

– На Байкале есть красный лес. Особая порода сосны. Красивое дерево что снаружи, что изнутри, от комля до самой макушки ствол светится, словно солнцем облит. И сучьев на таком стволе нет, на самой макушке кисточка. И внутри дерево медово, а кора красная. Посмотришь – словно накалилась тайга. В таком лесу и живет белка-огневка.

Гриша повертел головой.

– Да не смотри, эта белка пришлая. В лиственничном лесу серебристый зверек обитает.

– Но тут же кедрач с лиственницами, – возразил Гриша. – Тогда какой здесь зверек?

– Серебристый. В чистых кедрачах – темно-бурый окрас с сединой, и хвост длинный – веером. Если зверек накроется хвостом, как одеялом, то и кончика носа не увидишь. Вот в ельниках совсем зверек темней, под стать лесу, по спинке у него ось с пепельным отливом. Байкальского ни с каким другим зверьком, Григорий, не перепутаешь, хоть белку, хоть соболя, по высокой головке меха сразу видно, откуда зверек.

– Была бы собака… – обшарив глазами деревья, укорил кого-то Гриша, – не упустили бы белку.

– Гавкать и мы могем, гав, гав, – подражая щенку, потявкал Анисим.

Ветки на макушке шевельнулись.

– Поднял, папань, верхом белка ушла. Честно, папань…

– Пусть. Не заблудится, – закинул за плечо Анисим ружье.

– Тоже скажешь, белка да заблудится в лесу.

В гору тянуть ношу, пусть не скоро, потихоньку, помаленьку – вытянешь, а вот по крутому спуску сходить – нужна сноровка, да еще какая. Оступился – не юзом, так и кувырком пойдешь. Бывает, охотник в одной стороне окажется, а торбу ищи в другой.

– Ты, папань, вот так, ступом, ступом сходи. Не хватайся за ветки – развернет…

Гриша уже внизу командует.

Он первым увидел в кустарниках голубые лоскутки воды и бегом к ней.

– Папань, вода! Но к берегу не подступиться – кочкарник, мокреть!

– И не надо.

Анисим приметил колодину, подшагнул к ней, поставил ружье, снял вьюк. Тут и костер будет! Он ножом подрезал мох и скатал его в рулон – оголил землю.

Гриша тем временем наломал со стволов отмершие нижние сучья, надергал с березки ветренки – сложил сучья шалашиком на приготовленное место, подсунул под шалашик бересты, чиркнул спичку, хоть и головка отстрелила в березовую ветренку, но все равно огонь высекла. Ярко вспыхнув, огонь увяз, замер, подгрызая веточки внутри шалашика, проглядывая красным глазком. «Ну, ну, милый, – уговаривал ласково Гриша, – не подкачай». И огонек послушался, перестрелил веточку. Сдвоился, строился, набирая силу.