Женитьбы папаши Олифуса   ::   Дюма Александр

Каждый раз, когда во Франции происходит революция, каждый раз, когда в Брюсселе начинаются волнения, он, со шляпой в руке, выбегает на свой балкон и знаком показывает, что хочет говорить.

Его слушают.

— Дети мои! — начинает он. — Вы знаете, что меня сделали королем помимо моей воли. Я не хотел им быть прежде, и, с тех пор как стал королем, мое желание — перестать им быть. Если вы со мной согласны, если королевское правление вам надоело, дайте мне один час — большего я у вас не прошу; через час я буду вне пределов королевства, лишь для этой цели я поощрял строительство железных дорог. Только будьте благоразумны, ничего не ломайте: вы видите, что это совершенно излишне.

Народ отвечает:

— Мы не хотим, чтобы вы уезжали. Нам хотелось немного пошуметь, только и всего. Мы это сделали, и теперь мы удовлетворены. Да здравствует король!

После чего король и народ расстаются, чрезвычайно довольные друг другом.

Всю дорогу Биар повторял: «Будьте уверены, когда приедем в Брюссель, я покажу вам нечто такое, чего вы никогда не видели».

И я, гордец, слыша это обещание, только пожимал плечами.

Я раз десять был в Брюсселе, и во время этих десяти поездок я видел Парк, Ботанический сад, дворец принца Оранского, церковь святой Гудулы, бульвар Ватерлоо, магазины Мелина и Кана, дворец принца де Линя. Что можно было там еще увидеть?

Как только мы приехали, я попросил Биара показать то, что он обещал.

— Пойдемте, — коротко ответил он.

И мы отправились — Биар, Александр и я.

Наш проводник остановился у двери довольно красивого дома, расположенного рядом с собором, и без колебаний позвонил.

Отворил слуга.

Вид его меня поразил: концы его пальцев были окровавлены, жилет и панталоны буквально покрыты перьями или, вернее, пухом самых разнообразных птиц.

Кроме того, он странно двигал головой: вращал ею, словно птица-вертишейка.

— Друг мой, — обратился к нему Биар, — не будете ли вы так любезны сообщить вашему хозяину, что иностранцы, находящиеся в Брюсселе проездом, хотели бы видеть его коллекцию?

— Сударь, — ответил он, — моего хозяина нет дома, но он поручил мне принимать посетителей в его отсутствие.

— Ах, черт! — воскликнул Биар и затем добавил, повернувшись ко мне: — Это будет менее забавно, но все равно — войдем.

Слуга ждал. Кивнув ему, мы последовали за ним.

— Обратите внимание на его походку, — сказал Биар. — Это тоже редкость.

В самом деле, славный малый, который нас вел, имел не человеческую, а птичью походку и более всего своими движениями напоминал сороку.

Сначала мы пересекли квадратный двор, где встретили кота и двух или трех аистов. Кот смотрел недоверчиво; аисты, неподвижно стоявшие на длинных красных ногах, казались спокойными.

Пока мы шли через двор, я не видел в слуге ничего особенно примечательного, не считая вращения головы, о котором мы уже упоминали, и важности, с которой он переставлял ноги.

Он выступал, как я уже упомянул, с какой-то сорочьей степенностью.

Но вот мы добрались до сада.

Это было нечто вроде ботанического сада, квадратного как и двор, но более просторного; на грядках, разделенных проходами, чтобы легко было ухаживать за растениями, было множество цветов, снабженных ярлычками.

Едва мы вошли в сад, как походка нашего проводника изменилась.

Теперь он не шествовал, а подпрыгивал.

С расстояния в три или четыре шага он замечал насекомое, гусеницу или жука; тут же, непередаваемым образом изогнувшись, он с сомкнутыми ступнями делал два-три мелких прыжка вперед, затем один прыжок в сторону; встав на одну ногу, он одновременно наклонялся и, ни разу не промахнувшись, хватал насекомое двумя пальцами, бросал его на землю в проходе и, опустив ту ногу, которую до сих пор держал на весу, всей тяжестью своего тела давил его.

Меньше секунды проходило между обнаружением, поимкой и казнью насекомого.